«Почему я должна быть уязвлена, — подумала Скарлетт. — Я вдвое ее старше, и мой черед уже был в прошлом году». Но иногда она с трудом сдерживалась, когда имя Софии связывали с Люком. Всем было известно, что герцог попросил руки Софии, но все согласились, что она сделает лучше, если выберет Фэнтона. Герцог знатнее, чем граф, но Фэнтон в сорок раз богаче и в сто раз красивее, чем герцог. «И он мой, если я захочу его», — порывалась сказать Скарлетт. О ком они тогда будут писать баллады?
Она отругала себя за мелочность. Она сказала себе, что была дурочкой, думая над предсказанием Фэнтона, что ее забудут через год или два. И она старалась не волноваться из-за маленьких морщинок около глаз.
Скарлетт вернулась в Баллихару к рабочим часам Первого воскресенья, радуясь, что уехала из Дублина. Заключительные недели сезона тянулись бесконечно.
Хорошо быть дома и лучше думать о чем-то реальном, вроде просьбы Пэдди О'Фаолайна о распределении торфа, чем о том, что надеть на следующую вечеринку. И она была на седьмом небе, когда сильные маленькие ручонки Кэт почти задушили ее в приветственном объятии.
Когда последний спор был разрешен, а последняя просьба удовлетворена, Скарлетт пошла на веранду выпить чай вместе с Кэт.
— Я оставила тебе половинку, — сказала Кэт. Ее рот был весь в шоколаде от эклеров, которые привезла Скарлетт из Дублина.
— Это смешно, котенок Кэт, но я не очень голодна. Не хочешь еще немного?
— Да, спасибо. Можно я съем сейчас?
— Да, можешь, мисс поросенок.
Эклеры исчезли прежде, чем опустела чашка Скарлетт. Кэт вся отдавалась такому занятию, как поглощение эклеров.
— Куда мы пойдем на прогулку? — спросила ее Скарлетт. Кэт ответила, что хотела бы сходить к Грейн.
— Ты ей нравишься, мама. Я ей больше нравлюсь, но ты ей тоже очень нравишься.
— Это будет очень мило, — сказала Скарлетт. Она рада была сходить в башню. Башня внушала ей чувство спокойствия, а в ее сердце его было мало.
Скарлетт закрыла глаза и прислонила свою щеку к древним гладким камням. Кэт заерзала.
Затем Скарлетт потянула веревочную лестницу к высокой двери, чтобы проверить ее. Дверь подверглась атмосферному влиянию и покрылась пятнами, но была достаточно прочной. Однако Скарлетт подумала, что неплохо ее заменить новой. Если она порвется и Кэт упадет… — невозможно даже подумать об этом. Она так хотела, чтобы Кэт пригласила ее наверх в свою комнату, что еще раз с намеком дернула лестницу.
— Грейн будет ждать нас, мама. Мы сильно нашумели.
— Хорошо, сладкая, я иду.
Мудрая женщина не выглядела старее, была такой же, какой ее увидела
Скарлетт в первый раз. «Я даже могу поспорить, что на ней те же шали, что и тогда», — подумала Скарлетт. Кэт хозяйничала в маленьком темном домике, доставая с полки чашки, сгребая горящий торф в кучку светящихся углей для чайника. Она чувствовала себя здесь, как дома.
— Я наполню чайник в ручье, — сказала она, вынося его на улицу.
Грейн любовно наблюдала за ней.
— Дара часто приходит ко мне, — сказала мудрая женщина. — Это ее доброта к одинокой душе. Мне сердце не позволяет отослать ее, потому что она это правильно понимает. Одинокая узнает одинокую.
Скарлетт взъерошилась.
— Она любит оставаться одна, но ей не надо быть одинокой. Я ее спрашивала столько раз, хочет ли она, чтобы дети пришли к ней поиграть, она все время говорит «нет».
— Это мудрый ребенок. Они пытались закидать ее камнями, но Дара слишком быстра для них.
Скарлетт не могла поверить, что правильно расслышала.
— Они делают что?
— Дети из города, — ровно сказала Грейн, — охотились в лесу за Дарой, как за животным. Однако она услышала их задолго до того, как они приблизились к ней. Только самые большие подошли на достаточное расстояние, чтобы бросить камни, которые у них были. И они так приблизились к ней, потому что могли бежать быстрее, чем Дара. Но она знала, как убежать от них. Они не стали преследовать ее до башни, они боялись призрака юного лорда, убитого здесь.
Скарлетт была в ярости. Ее драгоценную Кэт мучают дети Баллихары! Она выпорет всех до единого своими собственными руками, сгонит с земли их родителей и разнесет все в щепки! Она поднялась со своего стула.
— Ты обременишь ребенка руинами Баллихары, — сказала Грейн. — Сядь, женщина. Другие будут такими же. Они боятся любого, отличного от них. От того, кого боятся, пытаются избавиться.
Скарлетт опустилась на стул. Она знала, что мудрая женщина была права. Она сама заплатила за свое отличие от других. Ее камнями были холодность, критика, остракизм, и она сама все это вынесла. Кэт только маленькая девочка. Она невинна. И она в опасности!
— Я не могу ничего сделать! — вскричала Скарлетт. — Это невыносимо. Я должна остановить их.
— Нельзя остановить невежество. Дара нашла свой способ и этого достаточно. Камни не поранят ее душу. Она в безопасности в своей башенке.
— Этого недостаточно. Что если в нее попадет камень? Что если ее поранят? Почему она не сказала мне, что одинока? Я не вынесу того, что она несчастлива.
— Послушай старую женщину, О'Хара. Послушай своим сердцем. Есть земля, о которой люди знают только из песен сичэйн. Имя ее Тирнаног, и она лежит под холмами. Там есть мужчины и женщины, которые обнаружили дорогу в эту землю и которых больше никогда не видели. В Тирнаног нет смерти и нет разложения. Там нет грусти и нет боли, нет ненависти, нет голода. Люди живут в мире друг с другом, и им всего хватает без всякого труда. Вот этого хотела бы ты для своего ребенка. Но послушай, где нет горестей, там нет и радости. Ты понимаешь смысл песни сичейн?
Скарлетт отрицательно покачала головой.
Грейн вздохнула.
— Тогда я не могу облегчить твое сердце. У Дары больше мудрости. Предоставь ее самой себе.
Как будто старуха позвала ее. Кэт вошла в дверь. Она сосредоточилась на тяжелом, наполненном водой чайнике, и даже не посмотрела на мать и на Грейн. Обе молча наблюдали, как Кэт методично повесила чайник на крючок над углями и сгребла под ним побольше углей в кучку.
Скарлетт пришлось отвернуться. Она знала, что если бы продолжала смотреть на своего ребенка, то не смогла бы остановить себя от желания крепко обнять Кэт, защищая от внешнего мира. Кэт не понравилось бы это. «Я не должна плакать, — сказала себе Скарлетт. — Это может испугать ее. Она почувствует, как я сама испугана».
— Смотри, мама, — сказала Кэт.
Она осторожно наливала кипящую воду в старый коричневый фарфоровый заварочный чайник. Сладкий запах поднимался от пара, и Кэт улыбалась.
— Я бросила нужные листья, Грейн, — ликовала она и выглядела гордой и счастливой.
