Эмили рассмеялась:
– Не такой уж он странный.
– Ты так думаешь? Оррик говорит, что в сражении лорд Дрейвен становится безумным. Что он прорубается сквозь толпу людей, как лемех плуга сквозь снег.
– Я думаю, что в сражении это хорошее качество.
– В сражении – возможно, но что, если он и дома этим занимается?
Эмили удивленно выгнула бровь:
– Пашет снег дома?
– Эмили! Не притворяйся глупенькой.
– Да нет, я понимаю, о чем ты говоришь, – вздохнула Эмили. – Но я ни разу не видела, чтобы Дрейвен вышел из себя в моем присутствии.
– Ты только что познакомилась с ним, – напомнила Кристина.
– Знаю. Но в нем есть что-то такое, отчего у меня… – Эмили замялась, пытаясь подыскать нужное слово, – у меня внутри все трепещет.
Кристина улыбнулась с понимающим видом:
– Ты видела мало мужчин, Эмили, и вряд ли видела таких, как лорд Дрейвен.
– В этом ты права.
– Я подозреваю, что ты сильно увлечена им.
– Увлечена? Я? – переспросила смеясь Эмили. – Так кто же из нас глупенькая?
– Только не я, – покачала головой Кристина, втыкая иголку в полотно. – Такой трепет, такое жаркое, головокружительное ощущение испытываешь, когда смотришь на красивого мужчину.
– Я знаю, как это называется.
– Да, но ты никогда этого не испытывала, держу пари. Откуда? Твой отец никогда не впускал в замок красивых мужчин, боясь именно этого.
Это было, в общем, правдой. Найлз походил скорее на волосатого зверя, чем на человека. Он был на два дюйма ниже ростом, чем Джоанна, и приземист, как дуб, с жесткими коричневыми волосами и густой бородой. Эмили никогда не могла понять, что привлекательного нашла сестра в этом мужчине.
Эмили задумалась над словами Кристины. Неужели ее чувства – это всего лишь увлечение?
– Вполне возможно. Но что тогда сказать о тебе и Оррике?
Кристина уклончиво промолчала, пожав плечами.
– Нет уж, не пытайся отмалчиваться.
Кристина рассмеялась и снова принялась за рукоделие.
– Прости. Оррик добр ко мне. Даже очень добр, и у меня нет причин жаловаться.
– Но ты не совсем счастлива. Я вижу это по твоим глазам.
Кристина нехотя кивнула:
– Тяжело каждую ночь ложиться в постель с чело веком, который старше твоего отца. Мои приемные дети старше меня.
Эти слова вызвали у Эмили сочувствие. Многие женщины жаловались на то же.
– У тебя по крайней мере есть муж, – тоскливо проговорила Эмили. – А скоро будет еще и ребенок.
Кристина подняла на подругу глаза:
– Я знаю, как тебе хочется иметь ребенка. И может быть, лорд Дрейвен и не так уж плох. И, зная твоего отца, я думаю, что вряд ли тебе подвернется другой шанс найти себе мужа.
От этих слов подруги в груди у Эмили все сжалось. Ей не хотелось думать о том, что она проживет жизнь незамужней.
Что она будет делать, если вернется в отцовский дом?
– Я должна это устроить, – прошептала Эмили. – Должна.
В следующие два дня Эмили не видела Дрейвена – он занимался счетами Оррика. Бессчетное количество раз они с Саймоном проходили мимо закрытых дверей, прислушиваясь, не донесется ли оттуда какой-либо звук.
Ничего. Ни фырканья, ни ругательства, только зловещая тишина.
Оррик посылал Дрейвену еду, но она возвращалась нетронутой.
На третий день, когда Саймон с Эмили, Кристиной и ее мужем сидели за полдником, Оррик спросил, разбивая ножом вареное яйцо:
– Неужели этот человек никогда не спит?
– Вы удивитесь, узнав, сколько времени этот человек может оставаться без сна, – хмыкнув, ответил Саймон.
– Очевидно, – пробормотал Оррик. – Никогда не видел человека, который работал бы с таким рвением.
Эмили тоже не видела.
Конечно, она и сама могла быть такой целеустремленной, когда дело того требовало. Но просмотр счетов и налогов?
Нет уж, она бы предпочла, чтобы ее привязали заво-лосы к шесту и утопили в маринаде.
Эмили обратилась к Саймону, стараясь разогнать мрачное настроение собравшихся:
– Раз уж лорд Дрейвен, кажется, решил провести все время своего визита в хранилище, нельзя ли нам как-нибудь побывать сегодня на ярмарке?
Саймон сердито посмотрел на дверь в хранилище, словно презирал ее не меньше, чем Эмили.
– Не вижу, почему бы…
– Отец! – раздался вдруг чей-то пьяный крик.
Дверь в комнату распахнулась, оглушительно ударившись об стену. Эмили испуганно вздрогнула.
Все сидевшие за столом повернули головы в сторожу двери и замерли.
В зал ввалился мужчина примерно на четыре Года старше Эмили. Он едва передвигался, поддерживаемый двумя устрашающего вида громилами.
На первый взгляд эти двое казались близнецами, однако, присмотревшись повнимательнее, можно было заметить, что у того, кто шел справа, были каштановые волосы, карие глаза и шрам через все лицо. У другого волосы были белокурые и очень грязные. У обоих мужчин на лице было сердитое выражение, обещавшее хорошую трепку всякому, у кого хватит ума приблизиться к ним.
Эмили сделала вывод, что тот, кто стоял между громилами, и есть сын Оррика. Лицом он походил на отца и был, как и рассказывала Кристина, очень красив. Темно-каштановые волосы были коротко подстрижены и аккуратно причесаны, однако одежда была измятой и вся в пятнах.
Вошедшие остановились перед бароном. Сын Оррика оперся о стол и громко рыгнул.
– Рейнольд! Что ты… – резким тоном проговорил барон:
– Не теперь, старик, – без всякого почтения прервал его Рейнольд и с вызовом посмотрел на отца. – Позволь представить тебе Эрика, – он хлопнул по плечу того, кто стоял справа от него, – и Фрика. – Рейнольд небрежно указал на второго.
– Меня зовут Франк, – поправил его один из великанов. Он говорил с сильным тевтонским акцентом.
– А меня – Фриц, – добавил второй.
– Какое это имеет значение? – небрежно махнул рукой Рейнольд, затем почесал небритый подбородок и посмотрел на Оррика: – Мне нужно двадцать серебряных марок, чтобы заплатить им.
Барон смотрел на сына, крепко сжав губы.
– Заплатить за что? – спросил он.
Рейнольд презрительно фыркнул:
– За то, что они не убили меня кое за что.
– Он задолжал нашему господину, – пояснил Франк. Он скрестил на груди мясистые руки и злобно посмотрел на Оррика: – Тэм Шотландец хочет, чтобы ему заплатили сполна, иначе нам велено постараться, чтобы ваш сын больше не отказывался платить долги.
– Тэм Бордельщик? – удивленно переспросил Оррик. – Ты же дал клятву, что больше никогда не пойдешь туда, – добавил он, обращаясь к сыну.
– Ты очень удивишься, старик, но я соврал. А теперь будь добр, заплати.
Лицо Оррика исказилось от гнева.
Кристина положила ему на плечо руку, но он сбросил ее, затем посмотрел сначала на Фрица, потом на Франка и, вперив взгляд в сына, твердо произнес:
