Однако тетушка не слушала его, погрузившись в воспоминания.
— Я тогда сказала: «Выше голову, парень, нельзя пасовать перед трудностями! Жизнь на этом не кончается. Постарайся хорошо учиться. Помни, что это порадовало бы твоих родителей». О Боже, как глупа я была! О какой учебе могла идти речь, когда для вас рухнул весь мир?! — Августа сокрушенно покачала головой, поражаясь своей былой наивности. — Разве может юноша сосредоточиться на изучении греческого языка или математики, когда его жизнь вдребезги разбита? Теперь-то я понимаю, что мои наставления только усилили вашу ненависть к себе…
— Все! Хватит! Ни слова больше! — В голосе Дейва слышалась боль. — Прошу вас, мэм, не будем говорить о прошлом.
— Прошлое все еще живет в вас и влияет на ваше настоящее, — возразила Августа. — Если бы я правильно повела себя, мне, возможно, удалось бы помочь вам справиться с вашей бедой, и сейчас вы были бы степенным молодым человеком, женились на хорошей девушке…
— О Боже, это просто невыносимо! Вы снова за свое?
— Я сожалею о том, что не смогла должным образом воспитать вас. Заботливость никогда не входила в число моих добродетелей.
— Все, довольно! Прекратите винить себя, тетя Августа. — Дейв чувствовал, что начинает терять терпение. — Вы всегда давали мне дельные советы,, и я благодарен, вам…
— Нет-нет, Девлин, не лукавьте, — перебила его виконтесса. — Как видно, я пошла в отца. Он был жестким человеком, не привыкшим к сантиментам. Я не дала вам самое необходимое. Любовь.
Когда прозвучало ненавистное ему слово, Дейву захотелось вскочить из-за стола и выбежать из комнаты, однако из уважения к Августе он не сделал этого.
— Я не нуждаюсь ни в чьей любви, — твердо заявил он. — И вообще это понятие для меня не существует. Что же касается вашего отношения ко мне, тетушка, то я всегда чувствовал вашу нежность и заботу. А теперь давайте прекратим этот глупый разговор: если это мисс Карлайл так расстраивает вас, отошлите ее назад в Лондон. Вы очень изменились с тех пор, как она поселилась у вас в доме, а я хочу видеть вас прежней — язвительной и ироничной.
— Я стара, мой мальчик. — Виконтесса устало улыбнулась. — У меня уже не хватает запала для того, чтобы язвить и иронизировать, я очень устала. Пожалуйста, позови Лиззи, — я хочу, чтобы она проводила меня в спальню.
— Хорошо, мэм.
Внимательнее приглядевшись к тетушке, Девлин заметил, что она действительно неважно выглядит, и быстро встал, собираясь выполнить ее просьбу. По правде сказать, он был откровенно рад тому, что неприятный разговор окончен.
— Кстати, — вдруг снова заговорила Августа, когда Дейв уже направился к двери, — кажется, мисс Карлайл писала вам. Я не ошиблась?
Дейв застыл на месте и, медленно повернувшись, с досадой посмотрел на тетушку, не зная, что ответить. С одной стороны, ему не хотелось лгать виконтессе, с другой — он не мог подвести Лиззи.
— Мэм, с чего вы взяли, что она писала мне?
— Гм, возможно просто я ошибаюсь. Ступайте, мой дорогой. — Августа махнула рукой.
Виконт сделал шаг к двери, но вдруг замешкался и неожиданно для себя задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:
— А что, Лиззи действительно увлеклась доктором? Августа усмехнулась:
— Не думаю: он ей не нравится.
— Ах, вот как…
Отвесив тетушке почтительный поклон, Дейв наконец удалился. Встретив в коридоре миссис Роуленд, он осведомился, как ему найти компаньонку леди Стратмор, и выяснил, что она сейчас в прачечной.
— Хотите, я схожу за ней, милорд?
— Не надо, я помню, как туда пройти. Кстати, дорогая миссис Роуленд, «Плавучий остров» был сегодня просто великолепен! — Дейв поцеловал кончики пальцев, выражая восхищение кулинарными талантами поваров, и лицо миссис Роуленд просияло. Затем, извинившись, она пошла по своим делам, а виконт направился в примыкавшую к просторной кухне прачечную.
Переступив порог тускло освещенного помещения, он остановился. Внутри слышались голоса. Когда его глаза привыкли к полутьме, он разглядел Бена и Лиззи: стоя у большого чана для стирки, они о чем-то увлеченно беседовали.
«Что за упрямая девица, — с досадой подумал виконт. — Она, наверное, решила не сдаваться и выведать все обо мне у моего слуги». Впрочем, такой пристальный интерес к его персоне со стороны Лиззи не мог не льстить Дейву.
Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному косяку, и на его губах заиграла саркастическая улыбка. Он невольно отметил, что Лиззи уже успела переодеться в серое муслиновое платье. «Хорошо хоть не додумалась надеть свой идиотский чепец», — подумал виконт.
Облокотившись на край высокого чана, Лиззи как завороженная слушала рассказы о приключениях Девлина в дальних краях, в то время как Бен, делясь с ней впечатлениями о дальних странствиях, одновременно колдовал над пятнами, оставшимися на нарядном платье девушки. Странно, подумал Дейв: его слуга редко рассказывал кому бы то ни было о своей жизни в Америке, и то, что он заговорил об этом сейчас, свидетельствовало о его полном доверии к Лиззи.
— Моя мама была повитухой на плантации, — продолжал свое повествование Бен, — и пользовалась всеобщим уважением, а я с раннего детства служил камердинером у сына нашего хозяина. Со мной очень хорошо обращались, и я тоже никому не доставлял неприятностей. Жена владельца плантации научила меня читать и писать. Вы, наверное, знаете, что большинство чернокожих — неграмотные люди, а тем из них, кто многое знает и умеет, приходится это скрывать…
Лиззи с сочувствием посмотрела на Бена.
— Женщины в нашем обществе обречены на то же самое, — огорченно заметила она.
— Да, вы совершенно правы, — охотно согласился Бен. Когда он говорил о своем прошлом, у него появлялся легкий американский акцент. — Мама научила меня разбираться в целебных травах, лечить раны, и эти навыки мне очень пригодились. Лорд Стратмор обладает настоящим талантом попадать в разные неприятные истории, которые часто заканчиваются ссадинами и травмами.
Лиззи засмеялась, и Дейв с недовольным видом приподнял бровь.
— Однажды летом, в сильную грозу, на плантации возник пожар из-за молнии; весь урожай сгорел, и наш хозяин разорился. Вскоре он заявил, что вынужден продать нас всех, и тогда для меня наступили тяжелые дни, мисс Лиззи. — Бен покачал головой. Даже теперь, спустя десятилетие, боль и горечь переполняли его сердце при воспоминании о прошлых страданиях. — Супругов безжалостно разлучали, у матерей забирали детей. Верхом нашего унижения стало то, что нас выставили на продажу на аукционе рабов в Чарлстоне.
— Какой ужас! — ахнула Лиззи.
