Впрочем, то, с какой силой герцог вцепился к дверной косяк, свидетельствовало об обратном – костяшки его пальцев побелели. В голове Оливии промелькнуло воспоминание о том, как эти самые пальцы сжимают ее горло; без сомнения, выражение его лица можно легко воспринять как желание повторить попытку.
«Он предпочитает пули», – напомнила себе Оливия.
– А еще… – Она помолчала, чтобы глубоко вздохнуть и справиться с дрожью в голосе, которая ей совсем не нравилась, – …в церкви Святого Георгия планируется провести памятную службу по сэру Бодли. Вы когда-нибудь читали его мемуары? Он – очень смелый исследователь…
– Как вы смеете? – перебил ее герцог.
Он задал этот вопрос таким бесцветным голосом, что по спине Оливии пробежал холодок. Однако выбора у нее не было. Она должна вывести его из спальни.
– Это был риторический вопрос, ваша светлость? – как ни в чем не бывало спросила Оливия. – Когда вы говорите таким безучастным тоном, очень трудно определить…
– Если я отойду от этого дверного проема, вы об этом пожалеете. Это вы понимаете, мисс Джонсон?
Это была самая длинная угроза, которую он произнес по слогам. И похоже, она оказалась самой действенной. Во всяком случае, Оливия практически почувствовала боль в горле и почти физически ощутила хватку Мура, душившего ее.
Тут она поняла, что сминает газету и заставила себя выпустить ее из рук. О глажке можно забыть: ее пальцы были испачканы типографской краской.
– До этого стола совсем близко, – бодро произнесла она.
– Это должно беспокоить вас, – очень тихо ответил он.
Оливия очень крепко схватила себя руками за талию. Если она сейчас подчинится и отдаст газеты ему в руки, то он выставит ее и захлопнет дверь. А она может заказывать билеты во Францию, потому что никогда не сумеет взглянуть на бумаги, которые он хранит в своих покоях. Не сумеет – если улучшения в его состоянии не заставят его выйти из спальни.
– Если вы… если подойдете просто для того, чтобы взять эти газеты, то вы сможете узнать о чудесном развитии…
– Взять их?! – Он сделал какое-то короткое движение, и Оливия зажала рукой рот, чтобы сдержать крик. – Я вам, черт возьми, не собака! – прорычал герцог.
Оливия сжимала губы до тех пор, пока ей не стало больно. Какой унижающий звук он издал! Уменьшил ее до размеров мыши.
Ну и что? Он собирал газеты в своем логове, как собака – старые кости. И в этом, кстати, его вина, правда, разве не так? Если бы он вышел из комнаты, как любой нормальный человек, ей бы не пришлось преследовать его.
Да, ей нужно, чтобы он возмутился. При мысли об этом Оливия выпрямилась. Поправила на носу очки и, прищурившись, посмотрела на него.
– Нет, вы не собака. Как специалист, я могу сказать, что вы – джентльмен, пэр Англии и герцог – не меньше. Но весьма любопытный вид джентльмена, должна сказать, потому что сейчас вы такой лохматый, что вас по ошибке можно принять за пастушьего пса. – Она вдохнула. – Как вам удается что-то видеть сквозь эти лохмы?
Герцог оскалился, глядя на нее, а затем отступил и исчез из виду. Оливия в панике придумывала, каким бы образом заманить его обратно. Но ей не приходило в голову ничего такого, что она могла бы произнести вслух. Ей ведь нужно выманить герцога, а не вынудить его убить ее.
Но тут он снова появился в дверном проеме с книгой в руке – судя по потрескавшемуся переплету, книга была очень старая.
– Вам известно, – приветливо осведомился он, – чем отличается человек от животного?
Хороший вопрос.
– Я думаю… прической, – ответила Оливия.
Марвик издал презрительный смешок.
– Способностью разводить огонь, ты, уличная девка.
– Уличная девка? – Она опять скрестила на груди руки. – Мегера – да, возможно, но уличная девка? Не думаю! – И вдруг она догадалась, чем он ей угрожает. – Не хотите же вы сказать…
– Скажи «до свидания» этой книге.
– Да вы дикарь! – вскричала она. – Нечесаная дворняга!
– Никакая я не дворняга! – огрызнулся герцог. – И помоги мне, господи… – он ухмыльнулся, – или точнее, дьявол… – Оливия охнула, – …но если вы немедленно не принесете мне эти чертовы газеты…
– Гав! – выкрикнула Оливия. – Гав, гав! Тявкай! Голос!
Она в ужасе прижала руку ко рту. Где она это взяла?
Похоже, Марвик тоже был потрясен. Он несколько долгих мгновений молча смотрел на нее. А потом повернулся и пошел прочь.
– Нет… Подождите! – Эта несчастная книга! Оливия стала обходить вокруг комода, но остановилась, услышав его рычание – честно говоря, скорее, львиное, чем собачье, – а затем раздался громоподобный, ужасающий грохот.
Оливия увидела герцога.
– Ваши книги, – промолвил он с дикарской ухмылкой, – видали и лучшие дни.
Он перевернул книжный шкаф.
– Ах вы, невежа! Вы… – Схватив в охапку газеты, Оливия понесла их к расположенному в гостиной камину. – Топливо для очага! Какой прок отшельнику от новостей…
Его руки схватили ее за плечи. Он с такой яростью развернул ее, что Оливия, дабы не потерять равновесия, уцепилась за первую попавшуюся под руки опору, которая оказалась… самим Марвиком.
Оливия оторопела. Да, это ее руки сжимают его руки. Его руки. На ощупь они напоминают железо.
Он вышел. Вышел из своей спальни.
Ее пальцы отпустили его, словно схватились за раскаленные угли. Но убежать она не успела: герцог схватил ее за локти. Он прижал их к ее ребрам и держал Оливию перед собой, обжигая ее тяжелым, как у кузнечных мехов, дыханием.
Она осмелилась поднять на Марвика глаза. Его лицо превратилось в устрашающую маску, силу его гнева можно было определить по бьющейся на виске жилке. Взгляд Оливии скользнул с его устрашающе остекленевших голубых-голубых глаз и опустился на кучу газет, упавших на пол.
Когда дело дошло до последних новостей, она уже не испытывала былого вдохновения.
– Вы… – очень низким голосом начал герцог, но тут же замолчал – наступила тишина, как перед падением гильотины.
Но если бы он и договорил, его предложение не сулило бы Оливии ничего хорошего. Она попыталась шевельнуть губами, но они совершенно одеревенели.
– Как хорошо, – с трудом промолвила она, – видеть, что вы вышли из своей спальни.
В яблочко! Марвик отскочил от Оливии и, пошатываясь, отступил назад. А потом огляделся по сторонам невидящим, обезумевшим взором, словно только сейчас понял, где находится.
Это ее шанс! Она убежит.
И он тоже убежит – прямиком в спальню.
Казалось, суставы Оливии заржавели и застыли, так сильно они сопротивлялись ей, когда она присела на корточки, чтобы собрать газеты.
– Вот, – сказала Оливия, протягивая газеты герцогу и моля бога, чтобы он не заметил, как дрожат ее руки. – Почитайте их на диване. – Это предложение прозвучало как истеричный вопль. – Здесь очень хорошее освещение!
