Роэн еще помнил француженку под вуалью, в траурном платье, державшую в руках большую книгу в кожаном переплете — по-видимому, Библию.
Бедняжка, несомненно, очень нуждалась в святой книге, поскольку, перед тем как покинуть Париж, видела, как мимо окна пронесли насаженную на пику голову ее гувернантки.
Но тут в зал вошел ослепительный капитан Джералд Фокс. Учитывая тогдашний возраст, Роэн лучше запомнил капитана, чем даму. Именно таким: высоким, смелым, красивым — хотел бы он быть, когда вырастет. Только отец в представлении мальчика превосходил неотразимого капитана.
Капитан и его драгоценная пассажирка были представлены друг другу, и вскоре Фокс увел погруженную в скорбь мадемуазель на свой отплывающий в Америку корабль.
И это был последний раз, когда о них слышали. Полагали, что случилось худшее: что члены совета прометеанцев каким-то образом захватили их в плен.
Но их судьба была забыта, ибо с той ночи дни его отца были сочтены.
Роэна увезли в закрытую школу в Шотландии, где обучались все будущие члены ордена, но через несколько месяцев он получил известие, что его могучего отца нет в живых. Герцог Уоррингтон погиб смертью героя во время успешного набега на гнездо прометеанцев. Орден, воспользовавшись сведениями Дюмарина, послал его туда. Как выяснилось — на смерть.
Роэн тяжко вздохнул, гадая, действительно ли Кейт может быть плодом союза между Фоксом и Габриэль и какое отношение имеет ко всему этому.
Если члены прометеанцев захватили Фокса, упорствуя в своем желании убить дочь предателя, вместе с ее храбрым защитником, возможно ли, что они все-таки нашли супружескую пару, согласившуюся заботиться о ребенке?
Если они пощадили Кейт, то могли вырастить в своей вере и принципах, сделав талантливой обманщицей, хорошо тренированной искусительницей, специально посланной за одним из самых опасных людей ордена.
Это казалось вполне возможным, особенно такому не вполне нормальному убийце, как он.
Самой поразительной деталью истории был тот факт, что одним из дальних предков Дюмарина был тот самый злой волшебник Валериан Алхимик, наславший проклятие на Килбернов.
Это наследие сделало бы Кейт настоящей королевой среди членов прометеанцев и, следовательно, еще более опасной для него.
Но все же вопросов было еще много. И все требовали ответов.
Что означают слухи о том, что Джералд Фокс все еще жив? Или стал предателем, выторговав себе жизнь? И именно поэтому орден больше никогда о нем не слышал? А что сталось с мадемуазель Габриэль? Но самое главное: как связана со всем этим Кейт?
Если все это часть вражеских планов, почему Джеймс Фолкерк приказал ее похитить? Или все это лишь выдуманная специально для него история?
Может ли она быть столь же невинна, какой кажется?
Трогательная беззащитность, которую он наблюдал в кордегардии… настоящая ли это Кейт или всего лишь очередная маска? Он ни в чем не может быть уверен, пока не узнает о ней гораздо больше.
Именно это он и собирался сделать.
Сегодня вечером.
Тьма, непроглядная и глубокая, накрыла замок. Кейт глянула на часы. Скоро нужно спускаться вниз, ужинать со Зверем.
Оставалось надеяться, что не она главное блюдо в сегодняшнем меню.
Сидя перед зеркалом в отведенной ей спальне, она с каждой минутой все больше нервничала. Но пришлось уложить волосы и начать сражаться со слишком низким вырезом позаимствованного у герцога платья.
День прошел достаточно приятно: впервые за несколько недель. Она почти все время лежала, отдыхая от своих испытаний. Поела. Приняла ванну, надела мягкий теплый халат, подремала… пока кошмар, в котором ей снова привиделся подвал контрабандистов, не разбудил ее.
Открыв глаза и обнаружив, что находится в полной безопасности и что это всего лишь сон, она мгновенно разразилась слезами — крайне нехарактерный для нее поступок. Кейт была озадачена собственной реакцией, но, очевидно, накопившийся гнев и пережитый ужас требовали хоть и запоздалой, но разрядки. Все же гордость не позволяла, чтобы ее кто-то услышал. Впрочем, остальным обитателям дома все равно.
Она заглушила всхлипы подушкой, плача в одиночестве. Подумать только: сегодня она едва не погибла! Теперь до конца жизни она будет помнить, как земля ушла из-под ног, а Роэн бросился ей на помощь.
Возможно, именно поэтому она чувствовала неразрывную связь с ним. Да, они связаны долгом чести или кровью. И все же она не была уверена, что Роэн не окажется негодяем. Только сегодня утром, когда она решила, что герцог не так уж плох, он выставил ее из подземелья, чтобы стереть в порошок беднягу Питера Дойла.
Кейт тяжело вздохнула. Пит, конечно, заслуживал фонаря под глазом или разбитого носа за свою роль в похищении, но если Роэн слишком жестоко изобьет его, это в ее представлении бросит мрачную тень на его образ и, конечно, ничего хорошего ей не обещает. Если этот мускулистый гигант не задумается избить того, кто меньше ростом, слабее и безоружен, значит, ее добровольный покровитель жесток и вряд ли будет относиться к ней благородно, как подобает джентльмену.
С первого взгляда герцог Уоррингтон производил впечатление человека, знающего, чего хочет, и умеющего этого добиваться. Он слишком силен, чтобы можно было ему сопротивляться. И кроме того, она у него в долгу, так что если он потребует, чтобы она пришла к нему в постель, ей останется только подчиниться.
Пока что он вел себя более чем достойно, но она по-прежнему не доверяет ему. Что он потребует в уплату за спасение ее жизни?
Эта мысль заставила ее поежиться. Она чувствовала себя в ловушке, откуда нет выхода.
Кейт решительно тряхнула головой. Придется пустить в ход ум и хитрость.
Немного успокоившись, она всмотрелась в свое отражение. Возможно, с ее стороны чистая неблагодарность настолько не доверять спасителю, но лучше не питать никаких иллюзий относительно наступающей ночи.
Она не глупа. Интимный ужин с известным распутником возбудил ее подозрения, особенно после того, что случилось между ними прошлой ночью в его постели.
Она уже одета как чья-то любовница. Красивое платье изумрудно-зеленого атласа, которое она взяла из дорожного сундука, выглядит не дешево, но общий эффект неприличен, поскольку наряд сшит не по ней. И не потому, что рукава сползали на плечи, что совсем не подходило для холодной январской погоды, и что юбки были на два дюйма короче, чем нужно, позволяя любоваться ее щиколотками. Предметом ее тревог был слишком открытый, слишком тесный лиф, поднимавшей груди вверх так, что обнажалась соблазнительная ложбинка. Поморщившись, она попыталась подтянуть вырез. Черт бы все это побрал!
