Она нежно потерлась о его лицо щекой, плохо понимая, играет ли роль или хочет выразить свои искренние чувства.
— Обещай, что никогда не забудешь меня, мой любимый.
— Как я могу позабыть такую нежность, такой огонь? — Он поцеловал ее. Губы у него были теплые и властно требовали ответа.
— Отпусти эту женщину, подлый негодяй! — вдруг проревел Томас.
Розалинда и Стивен отпрянули друг от друга, словно на них вылили ведро ледяной воды. Это получилось совершенно естественно. Розалинда почувствовала, что ее партнер весь напрягся, затем расслабился, когда на сцену вышел Томас, сопровождаемый двумя слугами с факелами.
— Это архиепископ! — в мнимом ужасе воскликнул Стивен.
Разглядев при свете факелов стоявшую рядом с ним женщину, он отшатнулся, как если бы перед ним оказалась ядовитая змея.
— Это ты, Этель? Как ты посмел обмануть меня, Троллоп? Что ты сделал с моей обожаемой Аннабель?
При этих словах, рука об руку, появились Джессика и Уилл Ландерс. Вид у них был сияющий. Архиепископ громовым голосом заявил, что только что обвенчал эту молодую пару.
Что до погрязшего в пороках герцога, то он, архиепископ, лишает его титула и отдает на суд церкви.
Упав на колени перед Томасом, Розалинда в отчаянном жесте подняла сплетенные вместе руки.
— Ваше преосвященство! Пожалуйста, пощадите моего возлюбленного. Да, верно, он согрешил. Но его сердце отнюдь не источено пороком. Просто его испортили богатство и власть.
Эта последняя фраза всегда вызывала смех у публики. Многие из них были бы не прочь обладать большим богатством и властью. А уж Бог с ней, с испорченностью. Затем Розалинда повернулась к беспечному соблазнителю.
— Не в моих силах заставить тебя полюбить меня. Только скажи, дражайший герцог, ведь мои поцелуи казались тебе сладкими, когда ты принимал меня за другую?
Стивен драматически возвел глаза к небесам. После долгой, исполненной напряжения паузы он хрипло сказал:
— Они и в самом деле были сладкими, дорогая Этель.
Он взял ее за руку и поднял на ноги. Его лицо выражало искреннее раскаяние.
— Прости, моя верная подруга, что я был так несправедлив к тебе. Вспоминай обо мне после того, как я приму заслуженную мною жестокую кару.
Тут он поцеловал ей руку, очень удачная актерская находка, по крайней мере в глазах Розалинды. Все ее тело затрепетало.
Удовлетворенный раскаянием герцога, архиепископ тут же даровал ему прощение и обвенчал с Этель. Джессика собиралась уже спеть шутливую заключительную песенку, когда кто-то громко выругался на весь театр:
— Что за дьявольщина!
Только что вошедший Эдмунд Честерфилд устремился к сцене.
— Как вы посмели отдать мою роль этому… этому жалкому дилетанту? — И он вонзил в Стивена злобный взгляд.
Томас сухо сказал:
— В театре принято закреплять за актерами их роли, но только в том случае, если они безукоризненно выполняют свои обязанности. А вы слишком часто пропускаете репетиции.
Розалинда подумала, что, если бы Эдмунд извинился за свое опоздание, ее отец, вероятно, простил бы его. Однако молодой человек не счел нужным сдерживать свою ярость.
— Вы… вы жалкий старый тиран! — взорвался он. — Вы с трудом помните роли, вот и устраиваете эти свои репетиции, чтобы поиздеваться над более талантливыми актерами. Я знаю, вы завидуете мне, потому что сами неудачник, которому пришлось завести собственную труппу, чтобы не остаться совсем без работы.
Томас и Мария побледнели, другие члены труппы ахнули, а Джессика устремила на наглеца поистине убийственный взгляд. Розалинда машинально сделала шаг по направлению к отцу, зная, что он не останется нечувствительным к таким злобным нападкам.
И тут Стивен сказал ледяным тоном:
— Вы ведете себя как щенок, не прошедший надлежащей дрессировки, Честерфилд. Томас Фицджералд, бесспорно, один из лучших актеров Англии. Вы можете оспаривать его авторитет, но не можете отрицать талант, если, конечно, в вашей душе сохранилась хоть капля честности.
На этот раз побледнел Эдмунд.
— Ты-то чего суешь нос, куда тебя не просят? Да еще распушил хвост, точно павлин. Я хорошо видел, как ты втерся в нашу труппу. Да только напрасно все это, потому что актер из тебя никудышный. И перестань увиваться вокруг Джессики, пустое это дело. Она и близко не сядет с таким старым козлом, как ты.
Розалинда сжала кулачки, готовая напасть на обидчика отца и своего нового друга. Как смеет Эдмунд нести такую подлую чушь!
Однако Стивен, лишенный актерского темперамента, казалось, воспринял эти оскорбления совершенно спокойно. Он даже слегка улыбнулся.
— По поводу своей игры, мистер Честерфилд, я слышал не очень-то лестные отзывы людей компетентных. Поэтому, чтобы вы ни сказали, вам не удастся задеть меня. У меня нет никакого желания быть актером. Что до вашего вульгарного обвинения, будто бы я увиваюсь вокруг Джессики, то это сущая неправда. — Тут он метнул быстрый иронический взгляд на Розалинду. — И, конечно, я старею. Как и все мы. — И, скривив рот, он добавил: — Это еще не самое худшее.
Но Эдмунд уже закусил удила.
— Хватит с меня, — не сказал, а выплюнул он. — Я ухожу. Директор Королевского театра в Бате просто умолял меня, чтобы я вступил в его труппу, но я имел глупость из чувства лояльности остаться с этой кучкой бездарных бродяг. — Он резко повернулся и пошел прочь. — Будьте вы все прокляты! — прокричал он надтреснутым голосом.
Воцарившееся молчание нарушил Стивен.
— Нельзя отрицать, — сухо сказал он, — что он все же научился прилично уходить со сцены.
Все дружно прыснули, и обстановка сразу же разрядилась. Эдмунд, оглянувшись, бросил на всех последний яростный взгляд и вылетел из театра.
Дождавшись, пока стихнет смех, Томас сказал:
— Бог свидетель, я расстаюсь с ним без особого сожаления. Парень не лишен таланта, но слишком недисциплинирован.
— К тому же смахивает на щенка, который нуждается в дрессировке, — поспешила заметить Джессика.
Томас вздохнул. Отсмеявшись, он вернулся к обычным заботам театрального директора.
— И все же он ушел не вовремя. — Несколько мгновений он, наморщив лоб, размышлял. Затем быстро взглянул на Стивена. — Я хотел бы с вами встретиться в таверне при гостинице.
Несколько насторожившись, Стивен согласился, и оба они ушли из театра. Розалинда проводила их хмурым взглядом, стараясь догадаться, о чем может говорить ее отец со Стивеном.
День шестьдесят девятый
Томас Фицджералд взял с собой дымящиеся кружки эля и направился в укромный уголок бара. В это дневное время гостиница бывала безлюдна, и можно с уверенностью предполагать, что тут их никто не потревожит.
