Они таки действительно рассеяли отряд из замка, напав на анжуйцев до того, как те сообразили, что происходит, и дрались с яростью, заставившей противника сначала отступить, а потом и обратиться в бегство. Они преследовали его до самого подножия замковой скалы.
– Ну что, Гуго, ты все еще считаешь, что это было безумие? – озорно поинтересовался герцог.
– Монсеньор, я совершенно уверен, в вас вселился сам дьявол, – откровенно ответил де Гурней.
– А я уверен в том, – негромко заметил Рауль, – что и граф Анжу придерживается такого же мнения. Он испуган и потому не спешит явиться сюда!
Но причина задержки Анжу объяснялась иными резонами. Однажды вечером герцогу донесли, что к ним галопом приближается войско, идущее под серебристо-голубым знаменем.
Герцог прищурился.
– Неель де Сен-Совер, – сказал он. – Что ж, – он перевел взгляд на Фитц-Осберна, – посмотрим, ошибся я в этом человеке или нет. Если он пришел с миром, приведи его ко мне, Гийом.
Фитц-Осберн, сгорая от любопытства, вышел наружу. Герцог же взглянул на Рауля.
– Мне нужен этот человек, – сказал он. – Посмотрим, сумею ли я завоевать его расположение.
Вскоре прозвучал хриплый рев рога, застучали копыта, а потом послышались голоса и звуки шагов.
Полог шатра был откинут в сторону; внутрь быстрым шагом вошел виконт Котантен, за плечами которого развевалась голубая мантия, и упал на колено перед герцогом, глядя тому прямо в глаза.
Вильгельм ответил ему тем же, несколько мгновений глядя на виконта и не произнося ни слова. Но вот он заговорил:
– И что далее, Главный Сокол?
– Я привел вам две сотни всадников из Пентьевра, – ответил Неель. – А сам я только что из Анжу.
– Что привело вас сюда, Неель Мятежник?
– Желание поквитаться с Мартелем, сеньор, – с легкой улыбкой отозвался Неель.
– Вот как! – сказал герцог. В глубине его глаз засверкали искорки, а уголки губ начали приподниматься.
– Сеньор, год назад я выступил против вас, о чем теперь сожалею и желаю исправить содеянное.
– И это вы повинны в том, что Мартель до сих пор не набросился на меня? – осведомился Вильгельм.
– Я, монсеньор. По-моему, мне удалось немного пощипать Анжу. А сейчас я пришел к вам, и моя жизнь в ваших руках.
Теперь уже и по губам герцога скользнула улыбка.
– Рядом со мной всегда найдется место такому человеку, как вы, Неель, – сказал он. – Примите мою благодарность: вы искупили свою вину. – Вильгельм перевел взгляд на сенешаля.
– Фитц-Осберн, пусть виконту Котантену выделят подобающее жилище.
Неель быстро вскочил на ноги.
– Сеньор! – срывающимся голосом воскликнул он.
– Забирайте обратно свои земли, Главный Сокол, – продолжал Вильгельм. Встав из-за стола, он обошел его, протягивая виконту руку. – Не будем ворошить прошлое: я предпочел бы видеть вас своим другом, нежели врагом.
Виконт вновь упал на колени и поцеловал герцогу руку.
– Сеньор, отныне я принадлежу вам душой и телом, – негромко пообещал Неель, встал, развернулся и вышел вон из шатра, не сказав более ни слова.
А герцог, выразительно приподняв бровь, взглянул на Рауля.
– Иногда мне удается завоевывать людей, – обронил Вильгельм, – пусть даже они называют меня безумцем.
Вскоре после этого они получили донесение о приближении Мартеля. Нет сомнения, об этом же узнали и в замке, поэтому гарнизон воспрянул духом. Что до Вильгельма, то он отправил своего сенешаля и молодого Рожера де Монтгомери с эскортом навстречу Анжу, дабы выяснить, что ему здесь понадобилось. Эти два герольда[19] вернулись обратно, преисполненные тщеславия, и честно поведали о том, что с ними приключилось.
Как следовало из их рассказа, они ехали, размахивая белым флагом, и их незамедлительно провели к самому графу. Тот буквально раздувался от чванства и самомнения; человеком он оказался вспыльчивым, раздражительным, а когда приходил в ярость, то на лбу его жилами вздувались вены. Анжу высокомерно, оскорбительным тоном приветствовал обоих и поручил им передать своему господину, что в назначенный день встретится с ним в бою. После чего, воспламененный собственными речами и (по словам Фитц-Осберна) пожираемый червем тщеславия, громогласно заявил им, что нормандский выскочка узнает его на поле брани по красной мантии, которую он набросит себе на плечи, и такому же убранству его коня.
Как и следовало ожидать, это лишь подлило масла в огонь. Не раздумывая, Гийом Фитц-Осберн ответил графу в той же манере. Он заявил, что герцог, в свою очередь, будет в пурпуре, подобающем его сану, на шлем наденет венец и битву примет на гнедом жеребце, подаренном ему испанским королем.
– Далее, сеньор, – продолжал Фитц-Осберн, – мы сказали, что, если у него останутся сомнения, он узнает вас по золотым львам, которые будут развеваться у вас над головой, и по отважным воинам, что соберутся вокруг вас, горя желанием отомстить за нанесенные вам оскорбления. Полагаю, речь мне удалась. Выслушав ее, граф даже изменился в лице.
– Со своей стороны, – подхватил молодой Рожер, – добавлю, что это оказался совсем не тот ответ, которого он ждал. Граф был явно обескуражен и принялся жевать бороду, нервно поглядывая по сторонам.
Гале, сидевший в углу шатра, подняв голову, сказал:
– Анжуйский пес громко лает. Но стоит погрозить ему хлыстом, как он с ворчанием уползет обратно в конуру.
Так все и произошло. В назначенный день герцог повел свою армию на место встречи, но от графа не было ни слуху ни духу. Впоследствии им стало известно, что он в большой спешке увел свое войско и направился домой, прикрывшись сильным арьергардом. Анжуй стал первым из тех, кто предпочел бесславное бегство вооруженному столкновению с герцогом Вильгельмом Нормандским.
Что подумал об этом гарнизон Домфрона, никто так и не узнал. Что до Вильгельма, то он лишь язвительно рассмеялся да вернулся к осаде замка.
Теперь, когда Мартель более не путался под ногами, герцог предпринял один из своих излюбленных стремительных маневров. Оставив небольшое войско под стенами Домфрона, он ночным маршем повел остальную армию к Алансону. Путь его, пролегая через Менанден и Пуантель, выдался очень нелегким. Рыцари Вильгельма обливались потом; некоторые отстали, потому что лошади их начали хромать или у них были сбиты спины, однако остальные упрямо шли вперед, стиснув зубы, вознамерившись не дать превзойти себя их вожаку, который, похоже, не знал усталости.
Под стенами Алансона они появились с первыми лучами рассвета, покрытые дорожной пылью и по́том, и сквозь редеющий утренний туман стали вглядываться в город, раскинувшийся на другом берегу реки. Сам он укреплений не имел, но над ним гордо возвышался замок, к надвратной башне которого вела прямая дорога от моста через Сарту. Над его зубчатыми бастионами реял флаг Анжу.
