Она подошла к маленькому столику и что-то налила в бокалы, вероятно спиртное. Кейли со своего кресла не могла рассмотреть, что именно, да и ей это было безразлично. Она сейчас не отказалась бы и от глотка антифриза.
– Спасибо, – поблагодарила Кейли, изобразив на лице некое подобие улыбки.
У нее так тряслись руки, что бокал с ликером прыгал как живой; судя по запаху, это был Анисетт.
– За напиток или за замечание по поводу твоего вида? – спросила Франсин, садясь за стол.
– За напиток, – уточнила Кейли, – как я выгляжу, я и сама знаю.
– Ты сказала, что была с Дерби. – Кейли сделала глоток ликера.
– Да, – не сразу ответила она. – И это правда. Я была с ним. Я не хотела возвращаться.
– Я должна была догадаться, – сказала Франсин. – Продолжай. Расскажи мне об этом. Или хотя бы о том, чем можешь со мной поделиться.
Кейли опять захотелось плакать, ей понадобилось не меньше минуты, чтобы взять себя в руки.
– После того, как мы с тобой попрощались, – начала она, собравшись с силами, – я поехала домой. То, что лежало в сундуке, оказалось очень важным для меня – я многое узнала, хотя, наверное, лучше было бы не знать мне этого.
Кейли вкратце рассказала подруге все, что узнала о судьбе Дерби и их еще не родившегося сына.
– Я не знаю, зачем я надела свадебное платье, – продолжила она после паузы, – может быть, я хотела почувствовать себя ближе к Дерби, или, может быть, просто хотела посмотреть, как оно сидит на мне, но в этом платье я вошла в бальный зал и увидела в зеркале Дерби...
Она опять замолчала, не в состоянии продолжать, потом заговорила снова:
– Я шагнула сквозь зеркало. Он описывал это лучше, он сказал, что зеркало словно превратилось в воду. Я провела ночь в объятиях Дерби, а когда мы проснулись, мы... мы занялись любовью. Я была совершенно без сил после этого и последнее, что я помню – он положил меня в постель и вышел из комнаты.
– А потом? – нетерпеливо спросила Франсин, когда Кейли опять надолго замолчала.
По щекам Кейли потекли слезы. Теперь, когда она лучше узнала Дерби, не только в сексуальном плане, но и в обычной, повседневной жизни, будущее казалось таким мрачным, что она не была уверена в том, что сможет жить без любимого.
– Я уснула. А когда проснулась, то поняла, что вернулась в двадцатый век. Мне кажется, все каким-то образом связано с этим проклятым платьем, – закончила она свой рассказ.
– Почему ты так думаешь? – Франсин вопросительно подняла бровь.
Кейли всхлипнула.
– Просто мне так кажется, – призналась она. – Я не могу это объяснить, как не могу объяснить и все остальное. Люди не видят в зеркале других людей из других времен. Они не влюбляются в видения и не перемещаются из одного века в другой.
– Я не уверена, что ты права, – тихо возразила Франсин.
Кейли схватилась руками за голову, не беспокоясь о том, что как она выглядела при этом.
– Я не могу постичь этого. Я имею в виду того, что ты мне веришь.
Франсин улыбнулась:
– Мы друзья, или, по крайней мере, мне бы хотелось так думать. К тому же ты не похожа на истеричку.
– Я хочу вернуться к Дерби, – тихо произнесла Кейли, и в ее словах слышалась безысходность, несмотря на все попытки сохранять самообладание. – Франсин, по-моему, я беременна.
Слова, казалось, громким эхом разнеслись по комнате, хотя и были произнесены вполголоса.
– Ты полагаешь? Было бы намного лучше родить здесь, в наше время, и для тебя и для ребенка, не зависимо от того, сможешь ты вернуться к Дерби или нет.
Кейли отставила в сторону бокал с недопитым ликером и сдавила пальцами виски.
– Я должна вернуться, Франсин, во что бы то ни стало, – прошептала она. – Может, я сумела бы предотвратить гибель Дерби.
Опять наступила тишина.
– А может быть, и нет, – тихо сказала в ответ Франсин.
Она исчезла.
Осознание этого было как удар копытом в живот. Несколько мучительных секунд Дерби как вкопанный стоял в дверях своей комнаты в «Голубой подвязке» и не мог поверить глазам: Кейли исчезла. Только ее платье все еще лежало на кровати.
Возможно, подумал он в отчаянии, ей надоело ждать, когда он вернется, и она вышла ненадолго осмотреться вокруг. Но инстинктивно он понимал, что это не так. Кейли не могла выйти из комнаты совершенно голая и, кроме того, если все, что она говорила, было, правдой, а у него не было оснований сомневаться в этом, то его мир был совершенно чужим для нее. Хотя Кейли явно была не робкого десятка, она навряд ли рискнула бы выйти одна, пока не познакомилась бы поближе со многими вещами.
Дерби бросил пакет на неубранную постель, на которой меньше часа назад еще лежала Кейли. В пакете были одежда, обувь, какое-то нижнее белье – все, что он купил для нее, выдержав удивленный взгляд, которым окинула его хозяйка магазина. Платья, юбки, сорочки – кому теперь все это нужно? И уже не имело значения, правильно ли он угадал размер.
Дерби плотно закрыл за собой дверь, так же как в последнее время накрепко было закрыто его сердце – для насмешек школьных приятелей, для Ангуса Каванага, который хотел, чтобы он стал ему таким же родным сыном, как Уилл и Саймон, для тех, кто называл его разбойником. Когда умерла Хармони, он запер его еще крепче, чтобы не впустить это страшное горе. Но последняя потеря была чудовищнее всего предыдущего. До сих пор Дерби даже не осмеливался верить, что Кейли действительно была реальной. Теперь он не сомневался в этом. Он занимался с ней любовью и все еще ощущал жар ее тела. Никакой бесплотный образ, рожденный его фантазией, не мог оставить такой глубокий след в его душе, только женщина из плоти и крови обладала такой силой.
Дерби резко повернулся к двери, рванул за ручку и выбежал в коридор, выкрикивая имя Кейли. Поняв безнадежность попытки найти ее, он прислонился лбом к деревянной панели и закрыл глаза, не давая волю слезам, которые сумел сдержать даже на могиле матери. Ему нужно было собраться с мыслями, подумать и решить, что делать, как, черт возьми, он будет жить без Кейли.
Дерби не ожидал, что ему будет так тяжело без нее, он понял, что любит Кейли. Наверное, он любил ее с того самого дня, когда впервые увидел. Она была тогда маленькой девочкой. Она сидела на скамейке, обхватив обеими руками куклу и болтала ногами, не достававшими до пола. Заметив его, Кейли удивилась, но не испугалась – это было ясно по выражению ее лица и по тому, что она не убежала. Что касается его самого, то он был так потрясен, что разучился дышать и едва не умер, а когда смог, наконец, вздохнуть, то чуть не закричал от страха, который возрос с осознанием того, что кроме него никто больше не видел эту девочку.
