Лукреция Борджиа была вездесуща. Если ее не было видно в поле и если она не объезжала верхом на сером муле хлопковые плантации, следя за тем, чтобы работники не пропускали ни одного сорняка, значит, она была занята на кухне Большого дома, где главным ее делом было распекать бедную Эмми, или в невольничьем поселке, где она обрушивала громы и молнии на тех, в чьих хижинах замечала грязь и у кого был плохо подметен двор.
К вечеру она слишком уставала, чтобы насладиться обществом Джубо. Она пока не спровадила его в конюшню, но все чаще засыпала еще до того, как он успевал на нее взгромоздиться. Спала она как мертвая, без сновидений, и вскакивала, лишь только на кухню проникал первый луч солнца. Заставив вялую со сна Эмми приниматься за приготовление завтрака, она сама варила жидкую овсянку – единственное блюдо, которое еще принимал слабый желудок хозяина. Внимательно следила за тем, чтобы Джубо получал на завтрак то же, что и белые: даже не проводя теперь ночей в объятиях этого дикаря, она продолжала заботиться о нем.
Так текла ее жизнь: работа на износ днем и мертвецкий сон ночью. Однажды вечером, устав больше обычного, она прогнала Джубо в конюшню и рухнула на тюфяк, не раздеваясь, мечтая об одном: закрыть глаза и провалиться в сонное забытье. Однако на сей раз мечте не суждено было сбыться: до ее слуха донеслись торопливые шаги, кухонная дверь распахнулась, спасительная тьма рассеялась. К служанке со всех ног бросилась миссис Маклин: она так спешила, что едва не погасила свечку, с которой явилась. Ее рука ходила ходуном, и на лицо Лукреции Борджиа закапал расплавленный воск.
– Он умирает! – Она грубо тряхнула Лукрецию Борджиа за плечо. – Ты меня слышишь, Лукреция Борджиа? Мистер Маклин при смерти! Ступай со мной наверх. Я еще никогда в жизни не сидела с умирающими и боюсь оставаться с ним вдвоем. Мне так страшно!
Несмотря на изнеможение, Лукреция Борджиа быстро пришла в себя. Она села на тюфяке и взяла из дрожащих пальцев миссис Маклин свечу.
– Ему хуже? – Она с трудом поднялась на ноги, зная, что о сне теперь придется надолго забыть.
– Говорю тебе, он при смерти! – Миссис Маклин была на грани истерики, ее душили рыдания, из-за которых она почти не могла говорить. – Того и гляди преставится! Я не должна была оставлять его одного, но все равно решила сбегать за тобой. Ты, конечно, не человек, Лукреция Борджиа, но это все-таки лучше, чем остаться с ним с глазу на глаз. Если мы станем искать белого, то он не доживет до нашего возвращения.
И миссис Маклин прильнула к Лукреции Борджиа, черпая силы у ее крепкого тела.
Лукреция Борджиа ринулась по крытой галерее к дому, толкая впереди себя хозяйку. В спальню они ворвались вместе. Перед тем как выбежать, миссис Маклин оставила на столике у постели умирающего свечку, однако для того чтобы понять, что хозяин угасает, не обязательно было его рассматривать. Из его прохудившихся легких вырывался душераздирающий хрип.
– Он умирает? – беспомощно прошептала миссис Маклин.
– Похоже на то, мэм. Ему трудно вдыхать и еще труднее выдыхать. Вы дали ему перед сном лекарство, которое прописал врач?
Миссис Маклин кивнула и пролепетала:
– Все это без толку! Лекарства ему уже не помогут. Он при смерти!
Лукреция Борджиа склонилась над постелью, вслушиваясь в доносящееся с подушки хриплое дыхание.
– Верно, мэм, он даже не знает, что мы здесь. Масса Маклин, сэр!
Она опустилась на колени и громко позвала хозяина, но тот и ухом не повел. В следующее мгновение его тело свела судорога, он распахнул глаза и уставился сначала на Лукрецию Борджиа, потом, поверх ее головы, – на жену. Наконец-то в его глазах появилось осмысленное выражение. Он с усилием приподнял руку и прошептал:
– Миранда…
Жена встала на колени рядом с Лукрецией Борджиа.
– Я здесь, дорогой. Тебе лучше?
Ему понадобилось нечеловеческое усилие, чтобы заговорить. Слова сочились из его рта медленно, по одному.
– Я покидаю тебя, Миранда… Продай… все. Уезжай… к сестре в Атланту. Женщине не годится… жить на плантации… одной.
На это напутствие у него ушли последние силы. Он откинулся на подушку и закрыл глаза. По его телу снова пробежала судорога, в горле заклокотало – и он угас.
– Умер! – взвизгнула миссис Маклин. – О, Лукреция Борджиа, его не стало!
Лукреция Борджиа привлекла несчастную к себе и крепко обняла. Миссис Маклин уронила голову ей на грудь и разрыдалась. Лукреция Борджиа принялась негромко утешать ее:
– Будет, будет! Ведь мы знали, что этим кончится, миссис Маклин. Мистер Маклин покинул вас, зато Лукреция Борджиа рядом, она сумеет вас защитить. Нам нельзя сидеть без дела. Займемся-ка гробом. Вам придется обмыть и обрядить его. Я сбегаю в конюшню и растолкаю Джубо. Он умеет обращаться с молотком, гвоздями и пилой, вот пускай и сколотит гроб. Мы накроем доски чистой простыней.
Миссис Маклин высвободилась из ее объятий.
– У нас найдется кое-что получше, чем простыня. У меня есть черный отрез – он остался еще с тех пор, как мы хоронили мою мать. – Рыдания прекратились, она встала с колен. – А ты, Лукреция Борджиа, ступай в конюшню, разбуди Джубо, а потом всех остальных. Я займусь бедным мистером Маклином. Он будет лежать в лучшем воскресном выходном костюме. Джубо и кто-нибудь еще из слуг положат его в гроб, когда он будет сколочен. Пускай кто-нибудь объедет соседние плантации и объявит, что похороны состоятся завтра.
– Да, мэм, миссис Маклин, мэм, будет исполнено. Черная ткань – это куда лучше, чем простыня.
Лукреция Борджиа еще раз опустилась на колени рядом с покойным и провела по нему рукой.
– Что ты делаешь? – спросила ее хозяйка.
– Измеряю тело, чтобы Джубо не промахнулся с гробом. Значит, две мои руки, без одной ладони.
Миссис Маклин порылась в шкафу и вытащила рулон черного сукна, слегка позеленевшего от длительного хранения. Она передала материю Лукреции Борджиа, после чего обе женщины спустились вниз.
– Эмми не видать. Сейчас я ее разбужу, а потом нагрею воды, чтобы обмыть покойника. – Лукреция Борджиа налила воды в большую кастрюлю и водрузила ее на плиту. Огонь почти потух, остались одни угли, но Лукреция Борджиа добавила дров, дунула хорошенько, и пламя ожило.
Переведя взгляд на тюфяк, она поняла, что вот-вот рухнет от изнеможения. Однако этой ночью ей было не до отдыха.
– Побегу в конюшню, скажу Джубо, чтобы приступал к делу. А потом подниму остальных. Столько хлопот с похоронами! Надо прибраться в доме, наготовить столько всякой всячины… Мы приведем сюда женщин, а на соседние плантации отправим троих-четверых мужчин.
На дворе было темно, но ей не потребовался фонарь, чтобы дойти до конюшни. Внутри она, ориентируясь по шумному дыханию спящего Джубо, добралась до пустого стойла, где он по привычке ночевал. Ее пальцы коснулись его теплого тела. И рука медленно забралась ему под рубаху, расстегнула единственную пуговицу на штанах, пальцы жадно сжали его мгновенно набухшую плоть.
