Особенно остро напряжение ощущалось в Париже. Один неосторожный шаг — и на улицах возникнут баррикады. Революция?!
***
Маркиза пристально наблюдала за развитием конфликта. Здоровье ее в последнее время значительно улучшилось, и она поздравила себя — все-таки ее решение оказалось мудрым. Теперь она имела возможность спокойно спать по ночам, зная, что король в безопасности — в объятиях какой-нибудь очередной девчонки, которая и имя-то свое толком написать не могла.
Последняя из этих девушек, Луиза О'Мерфи, держалась уже довольно долго, что было крайне необычно для короля. Впрочем, чему удивляться? Девушка была очень красива, а ее почерпнутая на улице мудрость немало забавляла Луи.
Она больше не пряталась в тайных апартаментах, в «гнездышке» — король поселил ее в маленьком домике неподалеку от дворца. Ей даже дали собственных слуг. Теперь король мог посещать ее, когда ему было угодно, а в «гнездышко» время от времени залетали другие птички.
Держать такие длительные отношения втайне было невозможно, и при дворе уже поговаривали об этой девице, «маленькой Морфизе», так ее прозвали здесь. Что же до Луизы, то она просто наслаждалась жизнью и вся бурлила от радости. У нее был собственный экипаж, и она выезжала в нем каждый день, разодетая в пух и прах, вся увешанная драгоценностями. И красота ее расцветала день ото дня.
Она была так благодарна судьбе, что ежедневно посещала церковь Святого Луи и возносила хвалы святым за то, что они отправили ее в королевские объятия.
К тому же недавно она родила ребенка, и это радовало ее несказанно.
Маркизе нравилась «маленькая Морфиза» — девушка была достаточно умна, чтобы понимать, что на роль королевской метрессы она претендовать не может, потому она и не пыталась. Однако народная мудрость подсказывала ей не полагаться на бесконечную милость короля, и она старалась припасти побольше.
Да и маркиза все чаще думала о том, что ее опасный шаг оказался весьма мудрым.
Мадам дю Оссэ приносила ей известия об отношениях короля с «маленькой Морфизой», а также о тех пташках, которыми продолжал снабжать «гнездышко» неутомимый Ле Бель.
— Единственная опасность, — призналась маркиза мадам дю Оссэ, — если вдруг вместо этих девиц появится придворная дама.
— Да, мы должны оставаться бдительными, — согласилась дю Оссэ.
— Однако в данный момент король слишком занят этим делом с буллой. Он решил проявить твердость, и я считаю, он прав.
— Мадам, короли, распускающие парламент, ставят себя в крайне опасное положение.
— Если Луи проявит твердость, он из этого положения выйдет. Вы знаете, Оссэ, я часто думала, что Луи не хватает испытаний, чтобы проверить свои силы. Он умен, спокоен... Он обладает всеми качествами правителя, но дело в том, что у него пока не было случая их проявить.
И маркиза нежно улыбнулась.
— Вы любите его не меньше, чем в тот день, когда впервые появились в Версале, — сказала мадам дю Оссэ.
— А разлюбить Луи невозможно. Мне кажется, что в результате этой истории нам удастся избавиться от некоторых из наших министров и назначить на их места новых. И я бы хотела, чтобы мсье де Станвиль занял подобающий ему пост.
— Он станет вашим другом. Непременно.
— Он уже им стал.
— Но и вы доказали свою дружбу, мадам. Какую блестящую невесту вы ему подобрали!
— А, эту малышку Креза? Она одна из самых богатых наследниц во всей Франции, а мсье де Станвиль... Он склонен к некоторым излишествам. Он такой отчаянный игрок! Ему очень по душе этот брак, и хотя ей всего двенадцать лет, она, как я слышала, уже его обожает.
— Бедное дитя! — пробормотала мадам дю Оссэ.
— Это бедное дитя вышло замуж за человека, который — попомните мои слова, Оссэ, — через несколько лет станет одним из самых сильных министров Франции.
— Да, и любовниц он себе заведет великое множество. Он такого склада человек.
— Она его простит — он такой обаятельный. Жаль только, что ему пришлось поехать в Рим. Но он так хотел получить пост поcла! Думаю, он имел в виду Вену, он готов налаживать дружеские отношения с австрийцами. Я уверена, он справится со своими задачами, но мне жаль, что его нет в Париже. У нас не так много друзей, чтобы мы могли расставаться с ними без сожалений.
В дверях появилась одна из приближенных маркизы и сообщила, что некий посланец желает видеть ее по делу чрезвычайной важности.
— Просите же его! — вскричала маркиза и, увидев, что этот посланец не «он», а «она», — монахиня из монастыря Успения, побледнела от страха.
— Александрина... — прошептала маркиза.
— Мадам, ваша дочь тяжело заболела, мы полагаем, вам следует не медля ехать к ней.
***
Маркиза стояла у постели десятилетней дочери. Она не плакала — слезы не могли вернуть ее дитя к жизни.
Александрина, единственное ее дитя, средоточие всех ее надежд... У нее больше никогда не будет детей, судя по всему, Кенэ был прав. Мать настоятельница стояла рядом.
— Мадам маркиза, — обратилась она, — я понимаю, это страшный удар. Позвольте мне увести вас отсюда, вам нужно отдохнуть.
— Нет, оставьте меня с ней. Одну.
Когда мать настоятельница и монахиня вышли, маркиза взяла на руки маленькое тельце.
Еще вчера ее дочь была совершенно здорова. А сегодня она мертва. Но почему, почему?! Такого страшного удара жизнь маркизе еще не наносила. У, казалось бы, совершенно здоровенького ребенка вдруг начались конвульсии, и через несколько часов она скончалась!
— Почему, за что должна я так страдать? — вопрошала маркиза.
Парижане, конечно же, скажут, что это — наказание за ее грехи. Ради короля она оставила отца своей дочери. Поэтому ли она потеряла и сына, и дочь? Может быть, парижане будут правы, когда скажут— а что они скажут так, она не сомневалась, — что это наказание грешнице?
— Нет, — шептала маркиза, прижавшись губами к холодному лобику дочери, — это судьба. Это было предопределено мне от рождения. Александрина, любимая, это случилось бы все равно, даже если бы мы жили с твоим отцом в отеле де Жевре, даже если бы я никогда не видела Версаля.
Она сидела у кровати, сжимая в объятиях тело дочери, и думала о том будущем, которое она ей уготовила, и которому не суждено было сбыться.
Больше никогда она не будет строить планов насчет маленькой Александрины, больше никогда она не будет думать о том, что девочке повезло — ведь она родилась не красавицей, больше никогда она не будет размышлять о покое, который сулило бы будущее ее дочери, и которым она сама была обойдена. Потому что будущего у маленькой Александрины нет.
