— Но мне надо сообщить тебе кое-что очень важное!
— Нет, не будем сейчас выяснять отношения, — решительно прервал жену Гонсало. — А то опять наговорим друг другу обидных слов. Я завтра, сразу после помолвки, уезжаю из Санта-Марии. Твой отец посылает меня уладить конфликт, возникший на дальних, приграничных угодьях. Там, похоже, управляющий зарвался. В общем, отложим все до моего возвращения.
— Ну ладно, — согласилась Мария.
Гонсало все ждал, как отреагирует на его угрозу отец, но тот не подавал никаких вестей, а Адальберто продолжал ежедневно бывать в доме Оласаблей. «Видимо, отец ничего ему не сказал», — понял Гонсало и сам решил поговорить с Адальберто
— Я знаю, что вы хотите жениться на Виктории только из-за ее капитала, — заявил он. — Но, возможно, вам неизвестно, что дон Мануэль сделал меня главным управляющим всей своей собственности. Ну как? Вы все еще согласны пойти под венец?
— Запомните: ни ваш оскорбительный тон, ни любые ваши слова не смогут повлиять на мое решение, — с достоинством ответил Адальберто.
В бессильном гневе Гонсало помчался к отцу, но по дороге заехал в таверну — узнать, как идут дела у Бенито.
— Мои люди не спускают глаз с Гутьерреса, — доложил тот. — Пока думаем, как лучше к нему подобраться, чтобы не наследить. Но выяснил, что он собирается скоро отбыть из Санта-Марии.
— Значит, поторопись, — приказал ему Гонсало.
Он не знал, что дон Федерико уже оставил нотариусу запечатанное письмо, которое тот должен был вскрыть в случае смерти самого дона Линча или же… Адальберто Гутьерреса.
Войдя в кабинет к отцу, Гонсало потребовал:
— У тебя осталось всего несколько часов, чтобы отговорить Гутьерреса от брака с Викторией: сегодня вечером уже должна состояться помолвка.
— Ты напрасно надеешься, что можешь запугать меня, — спокойно произнес дон Федерико.
— Я не стану больше тебя запугивать, а просто пойду и объявлю гостям в доме Оласаблей, кем тебе доводится сеньор Гутьеррес.
— Ради Бога, сделай милость, — вполне серьезно молвил дон Федерико. — Сними камень с моей души. Сам я до сих пор не могу решиться на этот шаг, но, может, с твоей помощью, наконец открыто введу своего сына в нашу семью.
Гонсало посмотрел на отца как на сумасшедшего.
— Ты действительно к этому готов? — спросил он, хотя уже не сомневался, каким будет ответ.
— Да, — твердо произнес дон Федерико, — Этот скандал мало чем может повредить мне, старику. Да и Адальберто от него только выиграет: дон Мануэль уже однажды доказал, что рад принять в свою семью сына Федерико Линча! Но твое поведение вряд ли понравится тестю, и не исключено, что он лишит тебя права распоряжаться своею собственностью. А этого, насколько я понимаю, ты боишься больше всего на свете.
Праздник в доме Оласаблей был в самом разгаре, когда Энрике подошел к заветным воротам. Музыка и смех, доносившиеся из открытых окон особняка, почему-то отозвались болью в его сердце. Впервые за годы разлуки он усомнился: а ждут ли его здесь?
В нерешительности Энрике остановился — надо было перевести дух, прежде чем отважиться на последний рывок.
А в доме Оласаблей жизнь действительно шла своим чередом.
Асунсьон, улучив подходящий момент, отвела в сторону Адальберто и прямо спросила, любит ли он Викторию.
— Да! — ответил он с такой искренностью, что у Асунсьон не осталось никаких сомнений: на этого человека можно положиться.
— Вы не удивляйтесь моему вопросу. Мне важно было услышать это от вас и увидеть ваши глаза, — сказала она. — Виктория открыла мне тайну помолвки, и я очень огорчилась. Мне хотелось бы, чтобы моя племянница действительно вышла за вас замуж.
— Мне тоже этого очень хотелось бы, — с печалью в голосе молвил Адальберто.
— Я думаю, ваше желание вполне осуществимо, — приветливо улыбнулась Асунсьон. — Только не отступайте и не оставляйте Викторию. Она еще и сама не понимает, насколько вы нужны ей. Но со временем поймет, я в этом уверена.
В глазах Адальберто сверкнули робкие искорки надежды.
— Спасибо вам! — произнес он взволнованно. — Вы снова вселили в меня веру.
— И вам спасибо за все, что вы сделали и продолжаете делать для Виктории. Отныне я — ваш искренний и надежный друг. И от всей души желаю, чтобы вы обрели счастье с моей племянницей.
Затем они вернулись в гостиную, и Адальберто, заговорщически взглянув на Асунсьон, пригласил Викторию на танец.
А Гонсало, глядя на блистательную, но несколько грустную Марию, вдруг почувствовал к ней прилив нежности и жалости. Бедная девочка — любила одного, а замуж вышла за другого. Но ведь смирила же себя, подавила свою страсть! И все эти годы была верной женой. Может, не такой пылкой, как хотелось бы Гонсало, но он сам виноват: надо было уделять ей больше внимания…
Пригласив Марию на танец, он стал говорить, — что не всегда был с нею ласков, порой обижал ее, но теперь у них все пойдет по-другому.
— Я хочу, чтобы ты меня полюбила по-настоящему! — горячо говорил он. — Забудем прошлое. И мое, и твое. Я стану другим. Помоги мне. Вдвоем мы спасем все, что у нас есть хорошего. Мы должны попытаться!..
В это время в зал вошла служанка Консепсьон и тихо позвала:
— Сеньора Мария!
Мария обернулась на голос служанки, но Виктория, видя, что между супругами происходит какой-то очень важный разговор, тотчас же вмешалась:
— Не беспокойся, Мария, танцуй. Я сама выясню, что нужно Консепсьон.
— Тут для сеньоры Марии записка, — сказала та Виктории. — Ее передал один военный.
— Где он?! — выдохнула Виктория, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.
— На кухне. Он почему- то не захотел воспользоваться парадным входом.
Консепсьон еще что-то пояснила, но Виктория уже не слушала ее. Ворвавшись в кухню, она бросилась к Энрике:
— Ты жив!
— Да, Виктория. Все самое страшное — позади. Я вернулся, как обещал. Где Мария? Я хочу побыстрее увидеть ее.
— Пресвятая Богородица! Вы опять здесь? — испуганно воскликнула Доминга, войдя в кухню и увидев там Энрике. — Сеньорита, что будем делать?
— Не беспокойся, Доминга, — сказала Виктория. — Я сама ему все объясню. Пойдем отсюда, Энрике. Нам надо поговорить.
— Я хочу видеть Марию. Позови ее, — продолжал твердить свое Энрике.
Уведя его в кладовку и плотно закрыв дверь изнутри, Виктория приступила к трудному объяснению:
— Понимаешь, за эти годы многое изменилось… Мария…
— Что с ней? Она жива?
— Да, но…
— Говори же, что с нею случилось! — теряя терпение, воскликнул Энрике.
