И почему-то звуки, которые она извлекала из арфы, становились все ужаснее; казалось, у нее совершенно ничего не получалось. Шарлотта яростно дергала за струны, и Филипп уже начинал опасаться, что она порвет их все до единой.
Бедняга мистер Лессер какое-то время подбадривал ее и давал советы. Наконец, не выдержав, воскликнул:
— Все, миледи, довольно! Что с вами? Вы никак не можете сосредоточиться.
Шарлотта замерла на мгновение. Потом, покосившись на мужа, пробормотала:
— Если его светлость любезно присядет или удалится из музыкальной комнаты, я, возможно, смогу сосредоточиться.
Мистер Лессер тоже покосился на Филиппа. А тот, приблизившись к жене, наклонился к ней и с улыбкой спросил:
— Мое присутствие причиняет тебе беспокойство, дорогая?
Шарлотта нахмурилась и молча кивнула; казалось, она не желала с ним разговаривать.
— Что ж, очень хорошо. Тогда я присяду, как ты предложила, — сказал Филипп.
Легонько коснувшись ее плеча, он отошел и, взяв ближайший стул, повернул его так, чтобы сидеть лицом к Шарлотте. Снова улыбнувшись, произнес:
— Что ж, начинайте.
Мистер Лессер, однако, не был расположен продолжать урок. Тяжело вздохнув, он заявил:
— Полагаю, что на сегодня достаточно. Я вернусь на следующей неделе. А вы, миледи, должны постоянно упражняться. Надо упражняться до тех пор, пока пальцы не онемеют, а руки не станут тяжелыми. Я ожидаю от вас серьезных успехов. — С улыбкой поклонившись, мистер Лессер добавил: — Мне было очень приятно заниматься с вами сегодня, миледи. У меня никогда еще не было такой прекрасной ученицы. — Повернувшись к герцогу, он снова поклонился. — Всего доброго, ваша светлость.
Коротко кивнув, Филипп посмотрел вслед уходившему учителю. Шарлотта же пристально смотрела на мужа, но он делал вид, что не замечает ее взгляда. Наконец прошла, наверное, минута, не меньше — он все-таки повернулся к ней и, приподняв бровь, спросил:
— Ты что-то хотела мне сказать?
Она резко взмахнула рукой, и, судя по всему, этот ее жест означал примерно следующее: он, Филипп, сел слишком близко от нее; и вообще, его, Филиппа, присутствие в музыкальной комнате было совершенно неуместным.
Филипп молча пожал плечами. Было ясно: Шарлотта по-прежнему не желала с ним разговаривать. Но осознавала ли эта женщина, как очаровательно она надула свои пухлые губки? Казалось, губки эти были созданы специально для того, чтобы мужчины целовали их, наслаждаясь изумительным вкусом.
Возможно, более слабый человек не устоял бы перед подобным соблазном и впился бы поцелуем в эти чудесные губки. Возможно, даже опустился бы на колени, чтобы вымолить право на поцелуй. И наверняка исполнил бы все желания Шарлотты — только бы почувствовать вкус ее губ.
Но он, Филипп, не был слабым человеком. И он твердо решил, что если и поцелует сейчас Шарлотту, то это произойдет на его собственных условиях.
Снова пожав плечами, он сказал:
— Я просто хотел быть ближе к тебе. Видишь, какой я преданный муж?
Шарлотта в раздражении фыркнула.
— Имей в виду, я — не Джоанна. Нет необходимости говорить мне подобные глупости.
Филипп сдул с рукава воображаемую пылинку. После чего с невинной улыбкой проговорил:
— Конечно же, нет необходимости. Мои извинения… Просто я увлекся репетицией, если можно так выразиться.
Жена уставилась на него с таким выражением, как будто увидела самого дьявола. А ведь он решил проявлять терпение и деликатность…
Они молча смотрели друг на друга, и в какой-то момент герцог почувствовал, что такой вот взгляд жены вызывал у него, как ни странно, самые буйные эротические фантазии. Ему хотелось сорвать с нее платье и овладеть ею прямо здесь, в музыкальной комнате. На этом вот стуле. И на том. На всех стульях по очереди. А потом — на полу. И еще — на столе. После чего он подхватил бы ее на руки и отнес бы в спальню, чтобы там наслаждаться ее изумительным телом — снова и снова…
Проклятие, ну почему она так смотрит на него?! Было чертовски трудно оставаться джентльменом под взглядом ее сверкающих синих глаз. Казалось, эти глаза бросали ему вызов, призывая стать кем угодно, но только не джентльменом. А ее пухлые алые губки… Они вдруг шевельнулись и прошептали:
— О, Филипп…
— Да, Шарлотта. Слушаю тебя. — «Любовь моя», — добавил он мысленно.
Коснувшись арфы, она сказала:
— Что ж, с этим я сегодня закончила. Так что, наверное, пора начать наш с тобой первый урок.
Порой она жалела, что у Филиппа не зеленые глаза. Или голубые. А еще лучше были бы карие…
Когда на вас смотрит человек с карими глазами, в этом нет ничего пугающего.
Но серовато-серебристые…
Взгляд этих глаз пугал и в то же время завораживал. И заставлял ее трепетать. И от него по всему телу раз за разом словно прокатывались горячие волны. О, ну почему у него именно серебристые глаза?..
Шарлотта отвернулась и снова провела пальцами по арфе.
— Так как же мой первый урок? — напомнил Филипп, наклонившись к жене.
Она молчала, и он с улыбкой добавил:
— Дорогая, пожалуйста, начинай. Я с нетерпением жду твоих наставлений касательно того, как стать идеальным мужем. Или, во всяком случае, приемлемым.
Шарлотта медленно поднялась со стула и с невозмутимым видом — чтобы муж не догадался, что с ней происходило — подошла к небольшому столику у стены. Взяв перчатки, надела их и прошлась по комнате. Глупо, наверное, но, оставаясь наедине с Филиппом, она чувствовала себя менее уязвимой, если на ней были перчатки.
Наконец, повернувшись к мужу, Шарлотта заявила:
— Итак, первое… Ты должен усвоить, как правильно держаться при гостях, которые пришли к тебе в дом. Не следует делать вид…
— К нам, — перебил Филипп. — При гостях, которые пришли к нам с тобой, Шарлотта.
Она решительно покачала головой:
— Нет, не к нам, а к тебе с Джоанной.
— Не согласен, дорогая. Уж если я должен делать все как следует, то тебе надо притвориться, что ты — действительно леди Грей. Мы ведь об этом уже говорили, не так ли?
Шарлотта поморщилась и проворчала:
— Хорошо, как скажешь. Так вот, при наших гостях ты должен вести себя подобающим образом, то есть как истинный джентльмен, понятно?
Филипп с торжественным видом кивнул:
— Понятно, дорогая. Поверь, я могу быть самым настоящим джентльменом.
Шарлотта снова прошлась по комнате. Остановившись, сказала:
— И тебе нельзя ходить… крадучись.
— Крадучись? — удивился герцог.
— Да, крадучись. Ты ходишь так, как будто ты лев, а все остальные — твоя добыча.
— Ты действительно считаешь, что я так хожу? Значит, как лев? Знаешь, мне такое сравнение не приходило в голову. У меня, наверное, очень грозный вид, не так ли?
