— Ничего, — холодно ответил тот.
— Ах да, я и забыл. Как это сказал Доминик… Ты веришь только в то, чего можно коснуться, что можно подержать в руках, взвесить или измерить.
— Так и есть, — произнес Саймон с мрачным удовлетворением.
— Для меня это звучит как самое грубое проклятие.
— А вот я что-то не припомню, чтобы ты несся сломя голову к Каменному Кольцу и к священному рябиновому дереву, во весь голос умоляя стреножить тебя путами любви.
Эрик бросил на Саймона косой взгляд. Саймон всегда был довольно резок в суждениях, но сегодня он что-то был особенно несдержан на язык.
— У тебя что, была бессонная ночь? — вежливо осведомился Эрик.
— Ночь как ночь — как все другие.
Эрик поежился, и Саймон тонко улыбнулся.
— Значит ли это, что ты принимаешь мой подарок — плащ, подбитый мехом белой ласки? — спросил его Эрик.
Саймон невесело рассмеялся.
— Да, Посвященный. Я принимаю твой дар.
— Мне очень жаль, что все так получилось. Когда я узнал, что платье Серены приняло Ариану, я надеялся… — Эрик передернул плечами. — Ну, что же, взамен холодных жен Господь посылает нам горячих любовниц и теплый пушистый мех. Я отдам приказание немедленно — твой плащ вскоре подобьют мехом.
— Я теперь твой должник.
— Нет, — веско возразил Эрик, — это я у тебя навеки в неоплатном долгу. Ты оказал мне неоценимую услугу, согласившись взять в жены холодную норманнку.
Саймон промолчал.
Молчала и Ариана, хотя отчетливо слышала весь разговор. Да и что она могла сказать? Это была правда: меховой плащ скорее согреет Саймона, чем Ариана Преданная.
— Если бы ты этого не сделал, — продолжал Эрик, — Дункан женился бы на Ариане, Эмбер погибла бы в Долине Призраков, а земли моего отца достались бы изменникам.
Саймон упрямо покачал головой: то, что случилось с Дунканом и Эмбер в том заколдованном месте под покровом тумана, он не мог до конца понять, потому что не мог измерить и взвесить.
И это беспокоило его, внося путаницу в строгую логику его рассуждений.
— Эти сказочки не для меня, — раздраженно произнес он. — Я никогда не дам заковать себя в любовные цепи, поэтому никогда не удостоюсь чести созерцать священный рябиновый цвет.
— Но ты еще молод — всякое может случиться.
Саймон смерил Эрика долгим тяжелым взглядом.
— Уж, во всяком случае, я старше тебя, — сказал он. — И я женат на девушке, в сердце которой тьма и лед самой суровой зимы.
— Что-то мне подсказывает, что у тебя есть сладкое утешение, и имя ему — Мари. Ее глаза так же черны и горячи, как и твои.
Злость и отвращение овладели Саймоном при мысли о вероломной и развращенной девице из гарема, но по его лицу ничего нельзя было прочесть.
— Порасспроси-ка об этом Свена, — сказал Саймон. — Он-то тебе поведает, как без устали поет ей хвалу в надежде, что какой-нибудь заезжий рыцарь проглотит приманку и оставит ей все свои секреты вместе со своим семенем.
Смеясь, Эрик потрепал по шее Стагкиллера, который все настойчивее дергал его за рукав.
— Ну, в чем дело, зверь? — добродушно спросил Эрик. — Что тебя тревожит?
Пес прыгал вокруг хозяина, скаля огромные блестящие клыки.
— Может, он хочет, чтобы ты принял облик собаки, а он — человека? — предположил Саймон.
— Ты что же, веришь во всю эту чепуху, которую Свен собирает по округе?
Саймон рассмеялся, но ничего не ответил.
Стагкиллер продолжал наскакивать на хозяина.
— Хочешь сбить меня с ног? — прорычал Эрик.
Он наклонился, всматриваясь в золотистые глаза пса, и вдруг заметил боковым зрением вспышку драгоценных камней в волосах Арианы.
— А, леди Ариана, — произнес он выпрямляясь. — Доброе утро.
Саймон застыл на мгновение, потом быстро обернулся и окинул Ариану холодным взглядом: внезапно он понял, что она слышала каждое слово их беседы.
Это не слишком обеспокоило Саймона — он не сказал Эрику ничего такого, чего не высказывал уже своей строптивой супруге.
Но он почувствовал, что своими словами причинил ей боль. Это неожиданно смутило и рассердило его.
— Вы уже завтракали? — обратился он к жене безразличным тоном.
Ариана стиснула арфу, прижав ее к своей груди, как щит.
— Нет, — тихо ответила она.
— Ну так сделайте одолжение. А то вы выглядите тоньше ваших возлюбленных струн.
Пальцы Арианы пробежали по струнам, и несколько сбивчивых, печальных аккордов раздалось в тишине.
— Я не голодна, — сказала она.
— Меня беспокоит, что у вас совсем нет аппетита.
Голос Саймона был холодный, бесстрастный. Молчание, последовавшее за его словами, нарушило только слабое движение пальцев Арианы по струнам арфы.
— Вы слышали мой разговор с леди Эмбер, — напряженно ответила она. — И вы прекрасно осведомлены о моем самочувствии.
— Благодарю вас, моя несравненная супруга, что напомнили мне доселе неизвестную истину: заход солнца вызывает ночь, а отсутствие тепла — холод.
На этот раз воцарившееся молчание не нарушил ни один звук. Когда стало ясно, что ничто не принудит супругов продолжить разговор, Эрик, выругавшись про себя, почтительно обратился к норманнской деве:
— Как известно, самый долгожданный рассвет следует за самой длинной ночью.
Ариана внимательно посмотрела на Эрика, затем произнесла:
— Вы очень добры, милорд.
— Добр?
— Да. Вы полагаете, что рассвет всегда сменяет ночь, в то время как прекрасно знаете, что некоторые ночи длятся вечно.
— Я не слышал ни о чем подобном.
Глаза Арианы слегка расширились — она почувствовала раздражение под утонченными манерами Эрика.
— Как вам угодно, милорд.
Эрик вздохнул: если бы Ариана не была так мила, было бы значительно легче сердиться на ее холодность.
— Какие у вас глаза! — вдруг произнес он.
— Прошу прощения, милорд? — недоуменно переспросила она.
— У вас удивительные глаза. Это просто чудо, что легкокрылые феи не похитили вас из зависти к вашей красоте.
Эрик почти в точности повторил слова Арианы, какими она говорила Саймону о том, что он ей нравится.
Осмелившись бросить робкий взгляд на своего мужа, она заметила, что тот слабо усмехнулся. Значит, он тоже вспомнил.
— Благодарю вас, милорд, — сказала Ариана, улыбнувшись светской улыбкой: она с детства была приучена любезно обмениваться комплиментами со знатными леди и лордами. — Но если феи и украдут что-либо у смертных, — продолжала Ариана, — так это ваши глаза, милорд. У них такой чудесный золотой оттенок — они напоминают осеннее солнце в холодной воде.
— Или волчьи глаза, отражающие огонь, — вежливо добавил Саймон.
Эрик метнул на него острый взгляд.
