Прошло чуть больше часа. Марина уже прижимала к груди своего крупного здорового сына, а Бьянка еще накладывала швы. Много лет спустя Марина с гордостью демонстрировала всем шрам на своем животе и говорила, что не удивляется тому, что у нее такой замечательный сын, ведь он появился на свет таким же путем, как и Юлий Цезарь. Но в те тяжелые мгновения, после долгих часов страдания и некоторого облегчения, вызванного большой дозой виноградной водки, Марина была в состоянии лишь крепко сжимать своего сына и твердить как молитву: «Спасибо тебе, Мадонна, спасибо…»
Когда операция близилась к концу, Бьянке пришла в голову мысль — оставить при себе Марину с детьми. Знатной женщине полагается иметь горничную. Наверняка Йен не станет возражать против этого. Конечно, Марине понадобится немало времени, чтобы оправиться после тяжелейших родов, но процесс восстановления пойдет быстрее, если она окажется под крышей дворца Фоскари, а не в этом омерзительном доме. К тому же Бьянка сможет наблюдать за состоянием матери и младенца, не говоря уже о том, что Нило все время будет рядом, а это ей было весьма выгодно. Единственная проблема заключалась в том, как перевезти женщину, только что перенесшую операцию.
Однако чего Бьянка никак не ожидала, так это того, что Марина станет отказываться от ее предложения.
— Я не смогу, — прошептала она слабым голосом. — Я обучена лишь одному ремеслу и понятия не имею о том, что должна делать горничная…
Наконец, уступив уговорам Бьянки, которая убедила ее в том, что ей не придется ни часто кланяться, ни объедаться корицей, Марина сдалась и позволила двум гондольерам перенести ее. Донна Роза провожала ее, на ходу давая всевозможные указания. Нило, который все время молчал, выходя из комнаты, остановил Бьянку.
Поднеся ее руку к губам, он отвесил ей низкий поклон с той серьезностью, какую только позволяли его тринадцать лет.
— Спасибо вам, хозяйка, — произнес мальчик дрогнувшим голосом и поспешил опустить голову, чтобы Бьянка не увидела дрожащие на его ресницах слезы.
— Пойдем скорее, — улыбнувшись, сказала ему Бьянка. — Не хотим же мы опоздать на лодку.
Погода ухудшилась. Пока они были в доме, разразился настоящий шторм. Мелкий дождь превратился в сплошную стену воды. Прежде чем ступить в гондолу, Бьянка подняла голову к небу, надеясь увидеть хоть какой-то просвет. И вдруг земля у нее под ногами задрожала. А потом все небо осветилось, словно Юпитер выпустил разом все молнии, которые держал про запас. Бьянка услышала страшный, оглушительный грохот, увидела вспышку, и вдруг все потемнело.
Йен Фоскари до того привык к ночным кошмарам, что ему понадобилось несколько минут на то, чтобы понять, что крики и громкие шаги раздавались откуда-то из коридора. Увидев незнакомый шнур от звонка, граф растерялся, но тут вспомнил божественную прошлую ночь, и на его лице расцвела удовлетворенная улыбка. Он протянул было руку, чтобы обнять Бьянку, но, к его изумлению, ее не было рядом.
— Бьянка! — крикнул он. Его голос гулко раздавался в пустой комнате. — Бьянка! — повторил он громче.
В дверь забарабанили, и в комнату ворвался слуга Джорджо.
— Ваш склад в цейхгаузе взорвался в шесть часов утра, — сообщил он. — Там все горит, летят обломки — словом, ужас, да и только. Правда, дело не так плохо, как в 1563 году: положение отчасти спас дождь, который буквально затопил весь цейхгауз. Четверть часа назад Тристан прислал посыльного, и ваш брат уже спешит туда. Знай я, где вы спите, я бы сразу разбудил вас, но уж так вышло, что в спальне я нашел лишь ваши вещи. — Джорджо спокойно встретил разъяренный взгляд графа, на который не обратил никакого внимания. — Ваши дядюшки ждут в гондоле.
— А Бьянка? Где она? — раздраженно спросил Йен.
— Думаю, вы знаете о ней больше моего. Кстати, одной гондолы нет на месте — как и двух ночных гондольеров.
Йен заскрежетал зубами, но потом чуть успокоился.
— Возможно, это поможет раскрыть вашу тайну. — В руках слуги сверкнул топаз, а Йен взял со стола записку Бьянки.
Ладно, где бы она ни была, она по крайней мере не крала драгоценности. Направляясь к двери, откуда лился свет, чтобы прочесть записку, Йен с удивлением заметил, что его пальцы дрожат и что он сильно тревожится за Бьянку: на его лице за несколько мгновений сменилось три выражения — облегчения, ярости и страха. Как она могла уйти, сердито спрашивал он себя, как могла подвергать себя опасности?!
— Черт возьми! — закричал он, отталкивая Джорджо и устремляясь к выходу из палаццо.
Первую половину пути в цейхгауз Франческо, Роберто и Йен молчали. Ни один из них не вспоминал события прошлого вечера: все были слишком погружены в свои размышления. Разбудив Роберто и Франческо, Джорджо сообщил им не только о взрыве, но и о двух комплектах одежды, разбросанной на полу в библиотеке. И хотя дядюшки сгорали от нетерпения поздравить Йена, они не говорили ни слова, понимая, что сейчас его мысли заняты другим. Взрыв мог означать потерю всего дела. Арборетти имели привилегию продавать и хранить боеприпасы в Венеции. Потребуется серьезное расследование происшествия, результаты которого могут лишить их этого права, особенно если выяснится, что причиной взрыва была их собственная неосторожность. Теперь будут тщательно прослеживаться все их сделки, и некоторым, с кем они имели дело, вряд ли понравится столь пристальное внимание властей. Роберто и Франческо готовы были поклясться, что Йен про себя обдумывает, как бы свести к минимуму последствия взрыва, но вдруг услышали:
— Надеюсь, она жива и я смогу свернуть ей шею.
— Хорошая мысль, — согласно кивнул Роберто.
— Похоже, ты говоришь о Бьянке, — промолвил Франческо, стараясь скрыть звучавшее в его голосе удивление. — Что еще ужасного она сделала?
— Три часа назад ваша драгоценная Бьянка ушла из палаццо, чтобы помочь какой-то роженице, — мрачно объяснил Йен. — А роженица — в цейхгаузе. Возможно, она все еще там, вот только осталась ли она в живых после того, что случилось.
Молчание в гондоле не нарушалось до тех пор, пока они не прибыли к цейхгаузу. Сначала они увидели разрушения, которые принес взрыв, потом услыхали какофонию криков: что-то выкрикивали мужчины, плакали дети, рыдали женщины. Кто-то бегом выносил из обломков зданий остатки уцелевших инструментов.
Монашки, жившие при церкви, сбились с ног, пытаясь разместить многочисленных раненых — и тех, кто приходил пешком, и тех, кого привозили на телегах и даже приносили на закорках. Несколько монашек толпились вокруг маленькой фигурки, которая стояла посреди всей этой неразберихи и отдавала указания. Йен лишь покачал головой, недоумевая, как эта невысокая босая женщина смогла взять на себя командование в трудной ситуации. И вдруг… Ничто в незнакомке: ни босые ноги, ни рваное запачканное платье, ни покрытые сажей волосы, ни перебинтованная голова — не напоминало о Бьянке, однако он был уверен, что это именно она. Его предположение подтвердилось, когда она, заметив Франческо и Роберто, оставила свой пост и бросилась им навстречу.
