– Пирс! Что ты здесь делаешь? Что с тобой случилось?
Несмотря на протесты Пирса, его уложили в кровать, но предварительно Полли выкупала его в горячей воде, а Кэролайн расчесала ему волосы. Пирс ел овсяную кашу и бросал сердитые взгляды на Кэролайн. Каша была единственной едой, на которую он согласился. Девушка не могла удержаться от смеха, глядя, как он пытается высвободить руки из длинных рукавов ночной рубашки Тимоти.
– Ну а теперь расскажи мне подробно, – сказала она, когда он положил ложку, – как и почему ты оказался в Лондоне. Ведь когда мы тебя нашли, ты был не в состоянии это объяснить.
Он взбрыкнул ногами и нахмурился:
– Я шел, устал и спрятался в фермерском фургоне. У меня не было денег на почтовую карету. Кроме того, я не знал, как на нее взбираться, потому что у нас, в Виргинии, таких экипажей нет. А ту мелочь, которая у меня была, я оставил себе, чтобы покупать еду.
Она неосторожно воскликнула:
– Бедный ребенок!
– Я вам не ребенок! Эти… неприятности чепуха по сравнению с тем, что меня ждет в ополчении.
– Но, Пирс, ты же не собираешься быть солдатом?
– Нет, собираюсь. Если уж Поль Хардэйкр может ослушаться отца, то я тем более. – Мальчик на минуту задумался. – Вообще-то странно получается. Отец Поля мечтал, чтобы сын стал военным, а он этого не хотел, и в то же время я, который не имел других желаний…
– Продолжай же свой рассказ. Ты приехал в Лондон, чтобы найти Майлса?
– А зачем же еще? – насмешливо сказал он. – А теперь вы не даете мне с ним увидеться.
– Но я же объяснила, что Майлс с моим отцом занимаются важным делом, разыскивают нужных людей в правительстве.
– Он собирается с ними драться?
– Драться? Что это пришло тебе в голову? Майлс стоит за мирное разрешение разногласий между твоей и моей странами.
– И ничего не добьется! – с удовлетворением заявил Пирс. – Поль говорит, что купцы решили применить рил… репрессалии, послать британские войска, чтобы преподать урок проклятым колонистам. Это слова его отца, – поспешно добавил он, увидев ее возмущенное лицо.
– Охотно верю. Я знаю отца твоего друга. Это родственник моей мамы, он пользуется в деловых кругах большим влиянием.
– Отвратительный человек! – Мальчик искоса посмотрел на Кэролайн. – Он настаивал, чтобы меня исключили из школы.
Она ни о чем его не спросила, только встревоженно посмотрела на мальчика, а тот смело продолжил:
– Я не стал этого дожидаться и сбежал, потому что ненавижу школу, а вовсе не потому, что стыдился того, что сделал.
– А что ты сделал? Или ты не хочешь сказать это мне?
Он насупился и опустил глаза. Она взяла его за руку.
– Пирс, со времени нашей последней встречи я многое узнала и поняла. Майлс не мятежник и не предатель, чего я так боялась поначалу, и, знаешь, многие его претензии совершенно обоснованны. Если политику нашего правительства определяют такие люди, как Юстас Хардэйкр…
Мальчик раскрыл рот от удивления.
– Так вы на нашей стороне?
– Я никогда не буду на вашей стороне. Я родилась в Англии и воспитана в традициях беспрекословной преданности короне. Мой отец – офицер флота его величества. И мой настоящий отец тоже был офицер. – Видя его удивленные глаза, она торопливо добавила: – Но теперь я многое поняла. Майлс объяснил мне смысл закона о гербовом сборе и других, таких же несправедливых законов, которые британский парламент навязывает колонистам. Он рассказал мне о Бостонской бойне, когда британские солдаты стреляли по толпе, и о том, как в декабре прошлого года, после того, как бостонцы утопили чай в море в знак протеста против Ост-Индской компании, которая продавала чай по заниженным ценам, британское правительство отплатило им закрытием порта, причинив огромные убытки.
Пирс по-прежнему смотрел на нее с удивлением, смешанным с недоверием.
– Но вы же англичанка! Вы не можете все это принять.
– Почему же? Могу, если захочу. И если у джентльмена хватит терпения мне объяснить.
– Это все Майлс рассказал вам?
– Конечно. Мы много времени проводили вместе до того, как убили беднягу Бенджамена.
Мальчик резко приподнялся. Поняв свою ошибку, Кэролайн удержала его:
– Как это глупо с моей стороны! Я забыла, что ты об этом не знал. Тебе расскажет об этом Майлс, когда вернется.
Пирс схватил ее за руку и потребовал:
– Нет, вы сами расскажите мне сейчас.
Сильные мальчишеские пальцы так стиснули ее руку, что она уступила его требованию. Пока девушка рассказывала эту печальную историю, он не отрывал от нее взгляда. Неожиданно она услышала, как он пытается подавить рыдания, так же как и Майлс, когда стоял на коленях у тела Бенджамена в библиотеке. Мальчик сунул в рот кулак и впился в него зубами.
Она осторожно коснулась его плеча:
– Поплачь, если хочешь, Пирс. Кроме меня, никто этого не увидит, а я никому не скажу. Я тоже плакала о Бенджамене, а я ведь так мало его знала.
Он повернулся к ней с залитым слезами лицом и уткнулся в ее плечо. Она дала ему свой носовой платок и стала гладить его по голове, понимая, что известие о смерти Бенджамена стало последней каплей в его страданиях за последние несколько недель. Ей вспомнились слова Майлса: «В Англии ему так одиноко… Пытаясь утвердиться в этой жизни, мальчик считает необходимым хвастаться…»
Кэролайн начинала разбираться не только в политике, но и в людях. Они могут подавлять вас в какой-то момент, а могут просить вас о помощи. Дружеские отношения с Тимоти не научили ее этому. Она не могла вспомнить, чтобы он серьезно пытался заставить ее подчиниться своей воле. И ни разу он не прильнул к ней в минуту отчаяния, как это сделал Майлс, а теперь Пирс. И никогда этого не сделает, отчетливо поняла она. Он будет стоять перед ней с виноватым лицом и признаваться в своих безрассудных поступках, а ее слова прощения или утешения вернут для него этот мир в прежнее состояние.
Внезапно ее озарило: женщина может двояко использовать свою силу – как возбуждающее средство для слабости и как скрытую пружину, которая дает себя знать лишь в моменты крайней нужды. Она думала, что знает, что ей нужно в жизни: прожить жизнь так же беззаботно и весело, как это нравится Тимоти, в поисках солнца, избегая тени, ограничив свой горизонт прекрасными окрестностями Трендэрроу. Но думала она так, еще не зная себя, своей натуры.
На лестнице послышались чьи-то шаги, затем раздался голос Майлса. Пирс отпрянул от нее. Она поправила на нем одеяло, пригладила ему волосы и тихо сказала:
– Я задержу Майлса, пока ты не придешь в себя.
Он громко высморкался в платок и смущенно пробормотал: