— Рана заживает очень быстро, потому что ты сильный и здоровый, — проговорила Савийя. — Человек со слабым здоровьем поправлялся бы гораздо дольше.
— Но прежде, чем я покину это идиллическое место, — добавил маркиз, — нам с тобой надо поговорить, Савийя.
Она напряженно застыла, и выражение ее лица резко изменилось.
— Ты еще не сказала мне, почему вы собирались уехать в то утро, когда ты спасла мне жизнь.
Она отвела глаза, медля с ответом.
— Я сказал тебе, как ты мне желанна. Как могла ты покинуть меня, Савийя, зная, что мне, возможно, уже никогда не удастся вновь тебя отыскать?
— Я не могла остаться с тобой. Это было бы нехорошо, — ответила она.
— Кому было бы нехорошо? — почти гневно вопросил маркиз. — Мне казалось, ты поняла, Савийя, что без тебя я просто не смогу жить. Я это знал и тогда, но сейчас у меня не осталось и тени сомнения: мы действительно частицы одного целого. У нас одно сердце, одна душа. Как ты можешь отвернуться от чего-то столь прекрасного, столь великолепного?
Савийя совсем отвернулась от него, и он заметил, что она дрожит всем телом.
— Иди сюда, Савийя! — приказал он. — Ты мне нужна.
Маркиз думал, что она откажет ему, но она послушно, словно ребенок, услышавший голос взрослого человека, встала со своего места у двери и, подойдя к постели, опустилась рядом с ним на колени.
— Посмотри на меня!
Она подняла голову, и он увидел в ее широко распахнутых глазах тень испуга.
— Я люблю тебя! — нежно сказал он. — Разве ты не видишь, милая, как сильно я тебя люблю?
— Я тоже тебя люблю, — ответила Савийя, — Но ты… очень важная персона… и занимаешь видное место в обществе… Твоя связь с цыганкой поразит твоих друзей… И, может быть, заставит их от тебя отвернуться.
— Если заставит, значит они и не были мне друзьями, — уверенно ответил маркиз. — И потом, какое нам дело до остальных? Главное — мы с тобой. Нам не нужны развлечения лондонского света, Савийя. Мы можем жить здесь, в Рэкстоне, или уезжать на часть года за границу. У меня есть яхта, которая отвезет нас на побережье Франции, туда, куда ты только пожелаешь. Мне не важно, где мы окажемся, только бы мы были вместе.
Савийя глубоко вздохнула, и маркиз почувствовал, что она бесконечно тронута его словами.
Но в следующую секунду она с отчаянием проговорила:
— Ты не понимаешь!
— Чего именно я не понимаю? — ласково спросил он.
— Что невозможно избавиться от предрассудков, убеждений, суеверий и ненависти, которые копились много столетий подряд! — воскликнула она. — Ты прав: мы с тобой — просто двое людей, которые любят друг друга, но между нами лежит глубокая пропасть, и никакими словами или поступками тебе не уничтожить ее.
— Это просто нелепо! — резко ответил маркиз. — Есть одна вещь, которая способна уничтожить любую пропасть, Савийя. Эта вещь сильнее всех препятствий, которые ты только что назвала.
— И что же это такое? — недоверчиво спросила она.
— Любовь! — торжествующе сказал он.
Произнеся это магическое слово, маркиз привлек Савийю к себе.
Он высоко полулежал на подушках, и Савийя не сопротивлялась ему. Ее голова упала ему на плечо, и она оказалась на постели, полусидя, полулежа рядом с ним.
— Найдется ли на свете что-либо важнее этого? — спросил он, прижимаясь губами к ее губам.
Он поцеловал ее с яростной страстью, о которой позабыл в те две недели, пока был слаб после падения, раны и лихорадки. Теперь же, когда его губы приникли к ее нежному рту, он чувствовал, как желание пламенем разлилось по всему его телу.
И в то же время он испытывал искреннюю нежность к ее невинности и доброте.
— Я люблю тебя! — снова повторил он. — Поверь моим словам, Савийя: в моей жизни нет ничего важнее моей любви к тебе и нашего совместного счастья.
Он снова целовал ее, пока все ее тело не наполнилось трепетной страстью, а потом спросил:
— Может быть, нам стоит уехать отсюда и забыть о том, что у меня была когда-то другая жизнь? Я стану целиком твоим. Пусть Джетро будет маркизом Рэкстоном, пусть ему принадлежит наше фамильное имение и все остальное. Мне ничего в жизни не нужно, кроме тебя и твоей любви!
Савийя обвила его шею руками. Ее губы отвечали на страстные поцелуи возлюбленного. Маркизу было слышно, как отчаянно колотится ее сердечко.
А когда ему стало казаться, что еще немного, и они достигнут самой вершины экстаза, что большего наслаждения человеческая природа просто не способна вынести, Савийя очень осторожно высвободилась из его объятий.
— Я люблю тебя, — прошептала она, — но тебе все равно пора отдыхать.
Маркиз начал было протестовать, но она нежно прижала кончики пальцев к его губам, остановив его возражения.
— Спи, — приказала она. — Ты устал. Сейчас не время принимать решения.
— Скажи мне одно, — настоятельно просил маркиз. — Скажи, что любишь меня так же сильно, как я тебя люблю. Скажи мне это, Савийя! Мне надо услышать от тебя эти слова, а не только ощущать твою любовь, когда я прикасаюсь к тебе!
— Я люблю тебя! — чуть слышно сказала она.
Но маркизу показалось, что в ее словах почему-то слышалось настоящее отчаяние.
Глава шестая
— Я пойду, милорд, если вашей милости больше ничего не угодно? — спросил Хобли.
Сидевший в тени около кибитки маркиз поднял голову и посмотрел на своего преданного камердинера.
— Спасибо, мне ничего не нужно, Хобли, — ответил он. — Но не забудьте удостовериться, что полковник Спенсер, главный констебль графства, завтра действительно будет дома.
— Обязательно, милорд.
— И при этом не вызывая ничьих подозрений! — напомнил ему маркиз. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь заподозрил, что я жив и собираюсь вывести мистера Джетро на чистую воду.
— Я все сделаю в точности так, как вы сказали, милорд, — отозвался Хобли, но в его голосе заметно было легкое осуждение. Видимо, слуге было немного неприятно, что маркиз счел нужным еще раз предостеречь его.
— Тогда до свидания, Хобли. И спасибо.
— Всего вам хорошего, милорд.
Захватив пустую корзинку, в которой он принес из поместья еду, Хобли направился к деревьям и уже через несколько секунд исчез из вида.
Маркиз еще раз подумал, что Савийя нашла для него идеальное убежище.
Кибитка, деревянные стены которой были расписаны яркими красками, была совершенно скрыта зарослями плюща, кустарниками и длинными плетями вьюнков. Сливаясь с окружающими их естественными зарослями и низко растущими ветвями деревьев, жилище оказалось, как и говорила Савийя, практически невидимым.
В этой части леса деревья росли особенно густо. Маркиз пытался вспомнить, бывал ли он в этом месте прежде, но решил, что если и бывал, то совершенно об этом забыл.
Прошло уже три недели с того дня, когда он был сброшен с лошади людьми Джетро, которые потом пытались заколоть его кинжалом.
Его рана зажила, ключица срослась. Он говорил вполне серьезно, когда еще несколько дней назад заявил, что совершенно поправился и находится в полном здравии.
Но тогда его намерение выяснить отношения с Джетро, о котором он объявил неделю назад, оказалось результатом чрезмерного оптимизма.
Маркиз даже не подозревал, насколько он ослабел, пока впервые не поднялся с постели самостоятельно, чтобы выйти из кибитки, и убедился в том, что у него подгибаются ноги и темнеет в глазах.
— Мне стыдно, что я такой немощный! — признался он Савийе.
— У тебя была очень сильная лихорадка, да и крови ты потерял много, — напомнила она ему.
— И все равно я не ожидал, что буду ощущать себя ребенком, а не мужчиной, — недовольно пробурчал он.
— Ты должен набраться сил, чтобы сделать то, что тебе предстоит, — тихо сказала Савийя, и маркиз почувствовал, что ей все еще страшно за него.
— Ты должна придать мне отваги, — сказал он. — И вам с Хобли пора перестать жалеть и нежить меня как вы делали это в последние недели.
