Спустившись по ступенькам и стараясь не производить шума, Алекс направилась прямо на кухню, а затем к черному ходу. Прежде чем выйти наружу, она захватила с собой небольшой сверток с едой. Подобно тому, как она это сделала наверху, Алекс на секунду замерла, прислушиваясь, перед тем как закрыть за собой дверь. Она надеялась, что не оставила ничего, что могло бы навести на мысль о ее исчезновении. Если на то будет Божья воля, подумала она, то о ее побеге обитатели дома узнают значительно позже.
В это раннее утро воздух был свежим и ароматным, и она с наслаждением сделала глубокий вдох полной грудью, прежде чем пробежать через двор к амбару. Фургон стоял на том же месте, где она видела его вечером. Руки ее дрожали, когда она, подобрав юбки выше колен, забралась туда, где шерсть была навалена выше человеческого роста и прикрыта брезентом. Алекс проворно выкопала в ней себе норку поглубже, чтобы можно было спрятаться там целиком. Наконец, вдыхая острый овечий запах пушистой массы, она устроилась поудобнее, припорошила голову тонким слоем шерсти и стала ждать.
Прошло немного времени, и Алекс услышала звуки голосов. Она лежала вся напрягшись, стараясь не шевелиться, даже не дышать, а рабочие в это время запрягали в фургон упряжку лошадей и укрепляли брезент перекрещивающимися бечевками. Возница взобрался на сиденье и, обменявшись несколькими словами с другими рабочими, наконец щелкнул вожжами над головами лошадей и отдал им команду. Фургон тронулся с места. Его колеса протяжно заскрипели, а деревянные части затрещали, словно жалуясь, когда возница погнал лошадей в юго-восточном направлении под ясным, окрашенным в розовые тона небом.
Алекс глубоко, облегченно вздохнула. Ей удалось добиться своего. Она на пути в Сидней. Никогда больше она не окажется перед лицом тех трудностей и унижений, которые вынуждена была испытать за минувшие восемь месяцев, никогда больше не покорится воле другого человека. И никогда больше не увидит Джонатана Хэзэрда.
Это должно было доставить ей наибольшее удовольствие.
Однако по необъяснимым причинам такого чувства она не испытывала.
Дневной переезд оказался таким трудным, как она и опасалась. А может быть, даже труднее. Лежать под слоем шерсти было невыносимо жарко, а запах ее был удушающе крепок. Примерно через час после выезда с плантации Алекс развернула взятый с собой в дорогу сверток с продуктами. Она напилась вдоволь воды, но обнаружила, что у нее нет никакого желания есть хлеб и сыр.
Непрерывное покачивание фургона вызывало у нее тошноту. Наконец Алекс задремала, просыпаясь лишь тогда, когда колеса попадали в особенно глубокую колею. Время от времени, отстраняя шерсть с лица, она полной грудью с наслаждением вдыхала свежий воздух. Окончательно проснувшись и посмотрев наверх, она с удивлением заметила, что солнце уже стояло прямо над головой.
Наступило самое жаркое послеполуденное время. Алекс поспешно зарылась в шерсть, когда слышала приближение других фургонов или лошадей. Ее постоянными спутниками были, кроме жары и скрипа колес, непрерывное стрекотание цикад и уносимое ветром в небо птичье пение. Давая отдохнуть лошадям, возница дважды останавливал фургон. В это время Алекс пряталась особенно тщательно, преодолевая сильнейшее стремление высвободиться из своего удушающего кокона и размять затекшие ноги.
Поездка казалась бесконечной. Она даже не могла бы сказать, как долго ей пришлось неподвижно, испытывая муки, лежать в фургоне. Но как раз в тот момент, когда Алекс почувствовала, что это становится невыносимым, она уловила далекий соленый запах моря. Они приближались к месту назначения!
Алекс сразу же начала действовать. Выкарабкаться из-за тюков шерсти и удержаться на онемевших без движения ногах оказалось не так-то уж и легко, но твердая решимость добиться своего придавала ей сил. Она лишь на мгновение заколебалась, перед тем как выпрыгнуть из медленно двигающегося фургона. Упав на обочину дороги, поросшую густой травой, девушка привстала на колени и бросила тревожный, озабоченный взгляд на возницу. С радостью удостоверившись, что он ничего не заметил, она с усилием поднялась на ноги и отряхнула юбки. В ее глазах сверкнула уверенность, когда она увидела невдалеке город.
— Слава Богу, — прошептала Алекс. Она стояла глядя вслед удаляющемуся фургону, и на лице ее промелькнуло несколько противоречивых чувств. Но, несомненно, главным для нее было только одно из них — чувство облегчения. Хотя голод и усталость притупили ее бдительность и осторожность, она тут же подобрала юбки и направилась в ближайший лес. Алекс решила переждать, пока фургон отъедет достаточно далеко, и тогда продолжить свой путь. Если ей повезет, то ночь она проведет уже под крышей губернаторского дома. Она будет свободной женщиной, а не ссыльной, не служанкой, не игрушкой в руках Джонатана Хэзэрда.
Сидней.
Место, где зародилась Австралия, приютилось между низкими, покрытыми деревьями холмами и морем. Именно здесь менее сорока лет назад первые доставленные сюда на кораблях осужденные буквально высекли в скалах новую жизнь. Это раннее поселение, состоявшее из палаток и бревенчатых хижин, превратилось теперь в процветающий город (по английским меркам, правда, небольшой), в котором двухэтажные кирпичные и оштукатуренные бревенчатые дома выстроились аккуратными рядами, окруженные садами и изгородями. Добротные, респектабельные сооружения свидетельствовали об устоявшемся быте.
Но не все здесь, как и можно было предполагать, несло на себе печать благополучия и покоя. У Сиднея была и другая сторона. Вдоль береговой линии безнадежно опустившиеся переселенцы в основном с уголовным прошлым устроили бордели, таверны, игорные дома, образовав целые кварталы трущоб. Даже несмотря на постоянное патрулирование этих районов солдатами, было почти невозможно поддерживать мир между людьми, которые полагали, что их изгнали из рая и обрекли провести остаток жизни в аду.
Главным ядром поселения была, конечно, гавань. Охраняемые величественными утесами ее сверкающие синие воды были почти всегда забиты самыми различными судами. Здесь находили пристанище охотники на тюленей и китобои, торговые и военные корабли, транспорты с ссыльными, которые регулярно прибывали сюда со своим подневольным человеческим грузом.
На пути в порт суда проходили мимо десятка небольших островов, которые еще не столь давно были священны для аборигенов. На нескольких из этих скалистых, выглядевших пустынными отмелей некогда содержались самые непокорные заключенные, закованные в цепи и изредка получавшие обрекавшую их на голодную смерть скудную пищу. Говорили, что теперь их неприкаянные души пытаются похищать моряков с палуб проходящих мимо судов.
