Как можно скорее пришли все это с Рамси.
Твоя любящая и ожидающая
Темперанс.
Через несколько минут Рамси гнал одного из призовых коней Джеймса по дороге в Эдинбург. Темперанс простила матери все, когда мальчик вернулся через два дня с повозкой товаров.
– Она ничего мне не рассказывала, – говорил замученный Рамси, – только задавала тысячу вопросов. Никогда я еще так не уставал! Она очень милая.
– Да, это точно, – ответила Темперанс, открывая коробки.
С подручным материалом их было всего три, один деревянный ящик с надписью «Избранные произведения», где лежали роликовые коньки, коробка для вышивки, десяток пар очков для чтения, коробка с белыми Библиями, на обложках которых был золотой ангел. А еще в одной коробке лежали апельсины и большая упаковка шоколада.
Еще было письмо от матери, где говорилось, что через три дня в ресторане «Золотая голубка» Темперанс будет обедать с дамой, и что обед будет оплачен Ангусом. Еще мама очень сожалела, что прислала таких неподходящих невест для Джеймса, но найти невесту крайне сложно.
Шотландцы наслышаны о Маккэрне, – писала мать, – поэтому не хотят иметь с ним дело, и я пытаюсь убедить иностранок, особенно американок, а это не так просто. Не сердись на меня, пожалуйста. Однако мне поможет твой подробный рассказ о нем.
Я пробую узнать, почему Ангус так отчаянно хочет женить Джеймса, и я согласна с тобой – здесь какая-то тайна.
Коньки, вероятно, для детей, поэтому я положила еще кое-что для них.
В письме также лежала карта Эдинбурга с отмеченным на ней шляпным салоном. На обратной стороне мама приписала: Единственное место, где наши модницы покупают себе шляпы.
– Ура! – закричала Темперанс, высоко подняв письмо, затем она схватила Рамси за плечи и, к немалому его смущению, горячо поцеловала в щеку.
Вечером Темперанс, Элис и Грейс усердно трудились, вырезая при помощи крошечных ножниц для вышивания цветочки и лепестки. Темперанс познакомилась с овдовевшей свекровью Грейс, Шиной. Нацепив на нос новые очки, она принялась вышивать четыре больших лейбла, чтобы потом пришить их к обратной стороне шляп, когда они будут готовы и представлены на суд эдинбургского общества за обедом в ресторане.
В три ночи смертельно уставшая Темперанс откинулась на спинку стула.
– Буду спать целую неделю, – сказала она. – До вторника меня не будить!
– Вы забыли, что сегодня воскресенье? – зевая, спросила Грейс.
– Здорово! Можно ничего не делать.
– Только не у Маккэрна, – мягко сказала Грейс.
Элис с бабушкой уже спали, а Темперанс вместе с Грейс сидели за столом, заваленным деталями для шляп, здесь лежали и четыре готовые шляпы. Темперанс столько лет носила шляпы и не догадывалась, как трудно их изготовить.
– Это день отдыха для меня, – Темперанс встала, поддерживая руками спину.
– Вам через несколько часов проводить урок Библии, – сказала Грейс.
– Ах, да... Я его просто отменю. Позанимаемся на следующей неделе, – ответила Темперанс, направляясь к двери с единственной мыслью о кровати.
– Конечно. Я скажу детям, – бесцветным тоном ответила Грейс.
Темперанс замерла на пороге, держась за ручку двери. Ей не хотелось оборачиваться, потому что она понимала: как только она обернется и увидит вытянутое лицо Грейс, сразу почувствует себя виноватой. Но на сегодня с нее хватит!
Она открыла дверь, спиной чувствуя взгляд Грейс. Боже, как хочется спать!
– Разбудите меня перед уроком, – буркнула она с тяжким вздохом и слезами на глазах, не оборачиваясь на Грейс, и закрыла за собой дверь.
– Неужели эти дети никогда не веселятся? – спросила Темперанс, глядя на детей, неподвижно стоявших вдоль стен бальной комнаты.
В центре залы лежала куча роликовых коньков.
– Веселятся, конечно. Но они никогда раньше не были в бальной комнате, а вы леди, – шепотом ответила ей Грейс.
Последнее слово она произнесла так, будто Темперагк была чем-то на редкость утонченным и не стала бы пить чай из кружки, а только из чашечки тончайшего фарфора.
Темперанс вздохнула.
– Элис и Рамси... – она замолчала, увидев ужас на лицах обоих.
Будь их воля, они давно бы уже спрятались за обшивкой из дерева.
– И ради этого я недоспала сегодня, – Темперанс подавила зевок.
Вот что получается из ее блестящей идеи устроить детям праздник-сюрприз. Может быть, увидев угощение, они воспрянут духом. Эппи с сестрой готовят с четырех утра, а еще есть апельсины и шоколад, который прислала мать, поэтому, может быть...
Но Темперанс не могла избавиться от чувства разочарования. Два дня назад она лицом к лицу встретилась с этим ужасным человеком, Хэмишем. Ей пришлось просить прощения у него за свое грубое поведение в день их знакомства и вдобавок скромно и застенчиво выклянчивать его позволения на урок Библии по воскресеньям.
Конечно, этот отвратительный человек заставил ее унизиться. Он потребовал от нее отчета: о чем она будет рассказывать детям. В голове Темперанс носились шляпы и мысли о том, что еще за чудо пришлет ее мать на роль невесты, поэтому она не смогла быстро вспомнить о какой-нибудь библейской притче. Пытаясь выиграть время, она открыла одну из белых библий и увидела слово «Есфирь».
– Притча об Есфирь и Царе... Мне всегда она нравилась, и мораль притчи тоже очень хорошая.
– Все зависит от того, как вы ее преподнесете, – подозрительно произнес Хэмиш.
– А как бы вы ее преподнесли? – спросила Темперанс и улыбнулась ему так, как обычно улыбалась мужчинам, которые могли дать денег на ее прожекты.
После этого она прослушала сорокапятиминутную лекцию о морали притчи об Есфирь.
... – И все напрасно!
– Что? – спросила Грейс.
– Я говорю, что все мои мучения напрасны. Я могла бы накормить детей на открытом воздухе, но мне так хотелось, чтобы они не только поели, но и повеселились.
Но ей не удалось убедить детей даже хотя бы прикоснуться к конькам.
– Коньки действительно выглядят пугающе, – заметила Грейс.
– Неправда! – ответила Темперанс. – Половину своего детства я прокаталась на коньках по Нью-Йорку. Я сносила все на своем пути, маме постоянно жаловались на меня. Никто из соседских детей ни разу не обогнал меня и не перещеголял в трюках.
