— Зеленый фон на твоей картине возбуждает у меня аппетит, — сказала Шарлотта, — вызывает у меня чувство голода.
— То есть действует так, как запах жаркого, — пылко сказал Габен. — Значит, картину следует выбросить на помойку.
Он взглянул на свои испачканные краской руки и, медленно соединив их, сжал с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
— Я все брошу, — сказал он хрипло. — У меня нет таланта.
Фредерик поднял свой бокал и с жестокой улыбкой сказал:
— Выпьем за то, что Габен наконец сдался, а также за его новую карьеру и блистательное будущее, которое перед ним открывается.
Затем он продолжил:
— Куда теперь направишь свои стопы, старик? С твоей подготовкой тебе следует метить на место клерка в каком-нибудь министерстве. Твой диплом дает возможность занять место переписчика документов в какой-нибудь провинциальной юридической конторе.
— Почему бы и нет? — ответил Габен спокойно.
Фредерик засмеялся:
— Продолжай работать дальше и не морочь нам голову. Искусство, как любовь: понять его можно только через страдания.
Они дружно опорожнили свои бокалы. Теперь Фредерик открыто смотрел на Шарлотту своими голубыми глазами с темными длинными ресницами. Она заметила, что он изменился: видно, повзрослел во время каникул. Ее интересовало, любит ли он еще ее.
— Мне пора, — сказала она, почувствовав, что разговоры начинают ей надоедать. Даже тепло и дружба этой тесной компании не могли отвлечь ее от мрачных мыслей. Казалось, охватившая ее тоска по любимому человеку заглушила все мелкие радости.
Впервые в своей жизни Шарлотта поняла, каким жестоким чувством может быть любовь. В то же время она знала, что без этого чувства блекнет весь остальной мир. Вся ее будничная жизнь, наполненная ущемленным Тщеславием и разными опасениями, пошла прахом, Как она будет жить дальше, если любовь Тома угасла окончательно?
У нее снова был порыв уйти, но она продолжала неподвижно сидеть на своем стуле. Кто-то постучал в дверь. Это была Валери, высокая, крепкая, рыжеволосая женщина, которая пришла поесть вместе с ними.
Шарлотте она никогда не казалась такой высокой и массивной, как сейчас, когда на ней было коричневое плиссированное платье со множеством складок. «Какой крестьянин, — подумала Шарлотта, — наградил ее таким могучим телом, и как случилось, что она живет и работает в Париже?»
Ее весело приветствовали, предложив ей последний свободный стул. Ростом примерно с Фредерика, Валери, когда она уселась, перестала казаться огромной. Почувствовав на себе взгляд Шарлотты, она обернулась, и их глаза встретились. Шарлотта в замешательстве отвернулась.
Валери ела, пила и чувствовала себя как на празднике. В ее обычной жизни такой вечер был событием: Вино ударило женщине в голову, и она долго смеялась каждой шутке. Она так искренне отдавалась веселью, что сердце Шарлотты защемило от мысли о том, какую же серую и монотонную жизнь надо вести, какую однообразную работу надо выполнять каждый день, чтобы вот так радоваться обычной скромной вечеринке. Слушая смех Валери, она вдруг испугалась, что может прийти время, когда ей тоже придется распрощаться со своей молодостью и веселостью и удовлетворяться такими маленькими радостями.
«Я никогда не сдамся, — пообещала она себе, — никогда!»
Громкий стук в дверь отвлек ее от этих мыслей. Пришел Мило, вернувшийся с какой-то веселой вечеринки.
— Ага! Оказывается, вы тут едите и пьете, в то время как я брожу по улицам и вымаливаю себе на хлеб. Мне везде подают только одни извинения и отговорки. Подвиньтесь и дайте место благородному человеку, изможденному голодом и воздержанием, а также весьма полезным для здоровья образовательным чтением.
Не найдя на что сесть, он взял ведро из-под умывальника, положил на него кусок доски, придвинул к столу и уселся на него. Затем он занялся тарелкой жаркого из капусты с беконом.
— Вы уверены, что это была хорошая домашняя свинья? — пошутил он.
Мило налил себе вина и снова занялся едой.
— Это не голод, это нервы, — пояснил он Валери, которая наблюдала за его обжорством. Он взял ее руку и положил себе на сердце.
— Я молод, моя прекрасная Валери. Мне надо питаться. О, моя дорогая Валери, ты так часто открывала для меня свою кладовку и свою заботливую душу!
Валери отняла руку и попросила его перестать дурачиться.
С ловкостью крупье Мило стал собирать остатки еды со стола. Остальные с любопытством и некоторым осуждением наблюдали, как он ел. Когда он закончил, он предался мечтательным рассуждениям о том, какая сказочная грудь у официантки с площади Мобер.
Габен открыл еще одну бутылку вина. Звук вынутой пробки и звон бокалов воскресили у собравшихся интерес к жизни. Мило расчувствовался и настоял на том, чтобы спеть песню Шуберта. У него был прекрасный тенор, и во время пения он неистово колотил себя кулаками в грудь.
— Еще, — радостно требовала Илла, тронутая звучанием немецкого языка.
Шарлотта наблюдала за тенями танцующих, отбрасываемыми на скатерть, и скорее почувствовала, чем увидела, как Мило тяжело навалился на стол.
Неожиданно его слабое сходство с Тома вызвало у нее желание разрыдаться. Время, проведенное у Габена, было для нее лишь оттяжкой того момента, когда она сможет встать и снова пойти на поиски Тома.
Ей было все равно, что он теперь думал о ней. Наступила кульминация страданий, и, казалось, терять ей уже было нечего. Простое эгоистичное желание видеть его было сильнее опасения быть отвергнутой.
Она поднялась.
— Мне пора.
— Нет! Никогда! — раздались возгласы.
— Мне еще надо поработать.
— Нет! Только не сегодня вечером. Ты не можешь нас так оставить.
Все смотрели на нее. Их чистые открытые лица выражали удивление, словно она в один момент продемонстрировала им всю пустоту их веселого времяпрепровождения. Они молча смотрели не нее. Шуберт мгновенно улетучился. Шарлотта дружелюбно улыбнулась. Она тихо прикрыла за собой дверь, чтобы не обидеть присутствующих. Фредерик встал и молча посмотрел ей вслед.
Шарлотта, ни минуты не раздумывая, направилась на площадь Фюрстенберг. Она удивилась, как близко от ее дома живет Тома. Находясь как бы в изгнании, она все время ощущала, будто он находится где-то очень далеко.
Сегодня она не боялась темноты, ее не пугали ни плохо освещенные улицы, ни огромные полуразрушенные дома, ни разбитые стены когда-то счастливых жилищ. Ночь была приятной, но Шарлотте она казалась преддверием ада. Шарлотта чувствовала себя вне времени и пространства.
