Хелена тяжело вздохнула: оказывается, опасность еще не миновала.
— Но с другой стороны, — продолжала доктор, — если угрожающие симптомы не проявятся, можете считать, что выздоровление идет успешно. В этом случае советую постепенно возвращаться к обычному образу жизни. Правда, в ближайшие дни не исключены головные боли, приступы тошноты и даже кратковременная потеря сознания. Есть и еще одно неприятное обстоятельство. Возможно, сейчас вы еще не испытываете боль в полном масштабе: сказываются последствия шока. Но рана доходит почти до виска, а потому определенная мимика, в частности, улыбка, способна вызывать неприятные ощущения.
Хелена смирилась с болью, но перспектива внутреннего кровотечения пугала.
— И что же мне теперь делать?
— Постараться хотя бы немного поесть, а потом только отдыхать. Ни в коем случае не напрягаться, не пытаться что-нибудь вспомнить. Напрасные усилия не ускорят процесса восстановления.
— А читать разрешается?
— Через неделю-другую, пожалуй, можно будет попробовать, но сейчас еще рано — головная боль сразу усилится. Не забывайте, леди Гастингс: хотя вы и пришли в себя, но всего три дня назад перенесли весьма серьезную травму.
От одной лишь мысли о том, что несколько дней можно только лежать и сидеть в постели, голова разболелась еще больше. Но спокойная уверенность мисс Редмейн исключала любые возражения: не хотелось выглядеть капризным, избалованным ребенком.
Доктор позволила войти в комнату брату и супругу. Хелена посмотрела на Гастингса: резкие, заостренные черты бледного лица казались высеченными из мрамора. Он не отводил от нее глаз, однако в эту минуту во взгляде читалось не прежнее обожание, а скорее неуверенность человека, попавшего на неведомый остров и впервые встретившего туземцев.
— А где мой муж? — спросила Венеция.
— Остался за дверью, — ответил Фиц. — Теперь, когда Хелена уже пришла в себя, не хочет стеснять ее своим присутствием, поскольку не является прямым родственником.
Мисс Редмейн повторила все, что минуту назад сказала больной, и строго добавила:
— А теперь, ваша светлость, милорды, леди Фицхью, попрошу всех немедленно выйти. Наблюдение за больной доверьте сиделке. От вашего присутствия толку мало. Леди Гастингс нуждается в отдыхе, равно как и все остальные. Вам к тому же давно пора размяться и подышать свежим воздухом: несколько дней, проведенных в неподвижном ожидании, пользы не принесут.
— Хотела бы попросить лорда Гастингса остаться, — неожиданно произнесла Хелена. Она не расспрашивала о нем ни Венецию, ни Милли — то ли потому что хотела, чтобы он исчез, то ли потому, что надеялась услышать ответы от него самого.
Гастингс откровенно удивился, словно она потребовала немедленно исполнить стойку на голове, однако быстро взял себя в руки.
— Да, конечно. С огромным удовольствием.
Она и прежде слышала этот голос, но сейчас он поразил глубиной и приятным мягким тембром.
На прощание Венеция, Фиц и Милли по очереди обняли больную — осторожно, стараясь не потревожить раны и не причинить беспокойства.
— Если желаете остаться наедине, могу пораньше отпустить сестру Дженнингс, — предложила мисс Редмейн.
— Спасибо, — поблагодарила Хелена.
— В вашем распоряжении, милорд и миледи, время до прихода сестры Гарднер. А потом леди Гастингс необходимо остаться в тишине и отдохнуть.
Доктор с сиделкой ушли. Хелена и Гастингс остались вдвоем, однако он не подошел к постели, а продолжал стоять у стены, заложив руки за спину — словно ожидая, что она заговорит первой.
— Не знаю, должна ли извиниться за то, что не могу вас вспомнить, или, напротив, принять извинения от внезапно появившегося мужа. Что посоветуете?
Виконт долго смотрел в молчании, а потом медленно покачал головой, как будто не верил собственным ушам.
— Значит, вы и в самом деле меня не помните.
Фраза адресовалась не столько ей, сколько самому себе.
— Совсем не помню.
Он провел ладонью по волосам, но упругие завитки не пожелали подчиниться.
— Наверное, вы немало удивитесь, узнав, что, как правило, я вполне разговорчив и даже остроумен. Но сейчас совсем не знаю, что сказать.
Хелена слегка склонила голову.
— А вы о себе высокого мнения.
— И вы тоже. — Он слегка улыбнулся. — Считаете — во всяком случае, раньше считали, — что скромность нужна тем, у кого есть причины для скромности.
Пожалуй, с утверждением можно было согласиться.
Хелена почувствовала себя немного спокойнее. Быть замужем за незнакомцем, конечно, мучительно, но беседовать с ним очень приятно. Мягкий, глубокий голос… если бы виолончель обладала даром речи, то говорила бы именно так. И улыбка…
Лорда Гастингса трудно было назвать красивым в общепринятом понимании, однако по-своему он выглядел весьма впечатляюще: чистая гладкая кожа, густые брови, небольшая ямочка под нижней губой — следствие упрямого, заметно выдающегося вперед подбородка. Усталые, покрасневшие глаза даже сейчас сохраняли цвет теплого океана.
— Удивлены собственным замужеством? — спросил он тоном заговорщика, как будто понимал ее сомнения. — Не тем, что замужем именно за мной, а что вообще замужем?
— Шокирована. Всегда думала, что останусь старой девой.
— Но в двадцать с лишним лет начали понимать, что замужество само по себе не так уж и страшно, особенно если найти подходящую компанию.
Хелена подняла брови ровно настолько, насколько позволяли швы.
— Надо думать, вы и есть та самая подходящая компания?
— Всегда считал себя хорошей партией, — ответил Гастингс. — Вы желаете безраздельно царствовать в своих владениях, ну, а я… мне доставляет удовольствие нашептывать вам на ухо хитроумные советы.
Неожиданная и привлекательная картина брака, в котором муж не пытается стать самодержцем.
В дверь постучали. Горничные принесли подносы с завтраком: на одном стояли только овсянка и чай, на втором — кофе, тосты и оладьи. Дэвид сел в кресло недалеко от кровати.
— Вы всегда так завтракаете? — скептически уточнила Хелена. — Довольно скудно.
— Возможно. Но мы решили, что запах бекона и копченой макрели может показаться вам неприятным.
Она помешала горячую кашу, чтобы немного остудить.
— Расскажите о себе.
Можно было бы сказать: «Расскажите о нас», однако почему-то пока не хотелось слышать ни о фантастическом ухаживании, ни о сказочной свадьбе, где она выступала в качестве счастливой невесты. Сейчас, в новом жизненном воплощении, Хелена испытывала интерес к тому, кто называл себя ее мужем, однако острой влюбленности не чувствовала и вовсе не хотела обременять себя дополнительными обязательствами.
