Графиня заметила, как вздрогнул и напряженно подался вперед Владимир, с каким суеверным страхом вгляделся в незнакомое лицо певицы.
«Ему тоже почудилось, что это она, — ужаснулась Елена Павловна. — Неужели он узнал голос? Да полно… Можно ли столько лет помнить голос? Хотя, если он тайно хранил в памяти все, что связано с Варей… Боже, неужели это в самом деле она?! Разве мы оба могли так обмануться?»
Она судорожно стиснула мальчика: «Не отдам! Ни сына, ни мужа ей не отдам! Я люблю их всей душой, я столько лет заботилась о них и днем, и ночью. Какое она право имеет отбирать их у меня?! Что с того, что она родила Сашу? Она не может считаться ему матерью, ведь она ни дня не воспитывала его, не ухаживала за ним».
Сейчас графиня не желала вспоминать о том, что сама лишила Варю этой возможности, от которой та и не думала отказываться. Ей не давало покоя другое: как дворовой девке удалось выбиться в люди, достичь самого верха, войти в высший свет? Если б Варя не стала одной из них, она не могла бы предъявлять какие-либо претензии. Правда, пока она ничего и не требовала.
Елена Павловна с надеждой подумала, что, может, бывшая крепостная намерена всего лишь шантажировать ее? Графиня готова была откупиться чем угодно… Но слухи о состоянии финансов Крушинниковой уничтожали эту робкую надежду. Этой женщине не нужны деньги. Ей нужно было нечто совсем иное.
«Что? Уничтожить нашу семью? Сделать нас всех несчастными? И Сашу в том числе… Неужели она не понимает, что мальчик вырос в уверенности, что мы — его родные родители? У него даже сомнений никогда не возникало. И что теперь? Катастрофа? Крушение его счастливого, солнечного мира? Она этого хочет? Какая же она мать после этого?»
— Из какой она семьи родом? — наклонившись к сидевшему впереди князю Ларионову, тихонько спросила Елена Павловна. Ей казалось, что ответ может развеять все сомнения.
Откинув назад плешивую голову, князь негромко отозвался:
— Подозреваю, что из простых. Покойный Петр Потапович никогда не говорил об этом. Я думаю, Варенька из каких-нибудь бедных мещан или что-нибудь вроде этого. Мой бедный друг был просто очарован ее пением и проникся идеей сделать из безвестной девушки приму театра. Жаль, он так и не дожил до ее триумфа.
— Вы называете домашний концерт триумфом?
— Ну что вы, голубушка! Я имею в виду то, что Варвара Васильевна подписала контракт с Миланским оперным театром.
— Ах, вот как! — обрадовалась Елена Павловна. — Так она покидает нас?
— Именно. Такой бриллиант уходит в Европу…
Он сокрушенно покачал головой, а у графини от ликования забилось сердце: «Она скоро уедет! Это без сомнения она. Из простых. Покойный муж не распространялся о ее происхождении, значит, было что скрывать. Боже, как же она изменилась! Если б она взяла себе другое имя, у меня и мысли никогда не возникло бы… Почему, кстати, она этого не сделала? Ей хотелось, чтобы я догадалась, кто она, чтобы напугать меня до смерти. И это ей удалось. Вот только падать в обморок я не собираюсь, если она на это рассчитывает. Я намерена драться за свою семью до последнего! Если потребуется, наемного убийцу найду. Один раз я уже справилась с ней, справлюсь и теперь».
Но сейчас Елена Павловна не чувствовала такой уверенности, как десять лет назад. Тогда Варя была бесправной крепостной, к тому же молоденькой и не знающей жизни. Красивый барин воспользовался ею, насладился и бросил. Заурядная история. Вся беда в том, что Владимир Иванович оказался не последним, кого покорили ее красота и чудный голос. И подвернулась же она этому Петру Потаповичу! Если б не старый чудак, Варя благополучно сгинула бы в деревне замужем за каким-нибудь пьянчужкой, от которого родила бы с десяток малахольных детишек. Господи, почему все сложилось не так?!
Сейчас перед Еленой Павловной стояла богатая, уверенная в себе женщина, которая прошла многие испытания и выбралась наверх, благодаря своему таланту. И справиться с такой соперницей уже не так просто. Несомненной удачей было только одно — Варя сильно подурнела и обрюзгла за эти годы. Неужели она так страдала из-за своего потерянного ребенка? Почему не явилась за ним раньше? Смерти мужа дожидалась? Он не догадывался, что у нее в прошлом?
Графиня опять перевела взгляд на своего мужа, и едва не вскрикнула. Владимир Иванович был изумлен, потрясен и очарован. Он так смотрел на Варю, словно и не замечал, как она оплыла и постарела. Несомненно, графу виделась прежняя Варенька, которая всегда умела петь так, что птицы замолкали, прислушиваясь…
«О Боже! — Елена Павловна вся сжалась. — Неужели все эти годы он продолжал любить ее? Неужели вся наша жизнь являлась сплошной ложью? Сейчас уже ничто не помешает ему потребовать у меня развода и жениться на ней. И забрать сына… моего сына! Нет! Не отдам!»
Забыв, что нарушает все приличия, она вскочила и, схватив Сашу за руку, выбежала с ним из зала. Мальчик, казалось, был только рад, что для них этот концерт закончился.
— Тебе тоже надоело, мамочка? — счастливо засмеялся он. — Можно я пойду поиграю?
— Конечно! — Она несколько раз поцеловала его лицо. — Беги играй… Только никуда не уходи без моего разрешения, договорились? Ни с кем из чужих, особенно с Варварой Васильевной.
Мальчик наморщил лоб:
— А что? Она — дурная женщина?
— Я потом расскажу тебе, — еще не придумав объяснения, сказала Елена Павловна. — А пока просто делай, пожалуйста, как я говорю, хорошо? Даже если папа позовет тебя, не ходи, предварительно не сообщив мне.
— Даже папа? — удивился Саша. — Ладно… А что случилось?
Она порывисто прижала его:
— Ничего. И я не позволю случиться ничему плохому. Я — твоя мама, и пока я рядом с тобой, ничего дурного не произойдет. Главное, слушайся меня.
— Хорошо, — озабоченно отозвался мальчик. — Я буду играть в своей комнате. Ну, я пошел?
Проводив его взглядом, Елена Павловна сжала виски, в которых пульсировала боль. Кто бы мог подумать, что возмездие нагрянет именно в этот день? Когда в доме столько гостей… Варя все рассчитала безупречно: графиня Петровская не позволит себе публично выгнать будущую приму Миланской оперы. Это был бы такой скандал, оправиться от которого невозможно…
— Что же делать? — произнесла она вслух и поморщилась, услышав, как жалобно прозвучал ее голос.
Графине хотелось ощутить свою силу и убежденность в своей правоте, но их не было. Только темное отчаяние и слабость, от которой подташнивало и подкашивались нога. Будто они каким-то образом поменялись местами с той Варей десятилетней давности, и теперь Елену мучил токсикоз и угнетала безнадежность.
