— Они дурно влияют на весь английский народ, — сетовала она тихим, надломленным болезнью голосом. — Я не понимаю, как может принц Уэльский допускать, чтобы его имя упоминалось в связи с такими ветреницами, как миссис Лэгтри или графиня Уорвик, которые открыто распространяются о том, что вскружили ему голову, и эти сплетни попадают на страницы дешевых газетенок!
Алинду не особо интересовали беседы на эту тему, так как вряд ли ей придется когда-либо общаться с персонами, которые своим поведением вызывали праведный гнев ее матушки. Но сейчас любовная интрига закручивалась в доме, где ей предоставили работу, и она могла наблюдать, как влияет вызывающе открытая распущенность хозяйки дома не только на сына, но и на всех домашних.
Слуги не любили мистера Хэнсона и едва терпели его присутствие. И все же прошедшей ночью Алинда в беседе с графом пыталась как-то оправдать его мать. Вероятно, ей не стоило этого делать. Кэлвидон прав. Ничто не может извинить женщину, в нарушение всех приличий вешающуюся на шею недостойному альфонсу.
Алинда восхищалась герцогиней Мазарини, несмотря на некоторые ее слабости. Гортензия отдала королю Карлу не только свое тело, но и ум. Она обладала талантом, как никакая другая женщина, вдохновлять мужчину на великие дела.
Алинда прочла как-то о том, что в салоне герцогини в Лондоне собирались самые просвещенные люди той поры. Здесь вспыхивали горячие споры на самые разные темы, и Гортензия участвовала в них, как равная, поражая всех своими познаниями в живописи и музыке, истории и человеческой психологии. Атмосфера, царившая там, заново пробудила в Карле интерес к жизни, который он утерял после возвращения на английский трон.
Эта любовь была совсем иной, чем страсть вдовствующей графини к мужчине на двадцать лет моложе ее и неизмеримо ниже по уровню воспитания и интеллекта. Алинда вздрогнула, вспомнив, какой мерзавец этот Феликс Хэнсон.
Ей так хотелось внести покой в душу молодого графа, убедить его, что поведение матери не должно отравлять ему жизнь. Ведь такие блестящие перспективы открывались перед ним, столько хорошего ему предстояло сделать. Женщина, которая не смогла, хотя бы ради того, чтобы не ранить чувства сына, отказать себе в постыдных удовольствиях, не должна быть помехой в осуществлении благородных целей, если таковые намечены милордом.
Трудясь над гобеленом, принесенным служанками в ее комнату, Алинда ломала голову над тем, как разрешить проблемы, столь неожиданно возникшие перед ней.
Подошло время ленча, и Люси стала убирать со стола работу Алинды. Расстилая крахмальную белоснежную скатерть, она сказала:
— Мамзель уехала.
— Не может быть! — Алинда была крайне удивлена.
— Его милость сам отвез ее в Дерби на вокзал, а перед отъездом она заявила миссис Кингстон, что страшно соскучилась по Парижу. «Все же, я надеюсь, вы здесь хорошо отдохнули», — сказала ей миссис Кингстон из вежливости. «Меня ждет продолжительный отдых в могиле, — ответила мамзель. — Это место похоже на склеп, и я не понимаю, как вы тут еще не задохнулись».
Люси засмеялась.
— Что вы думаете по этому поводу, мисс? Надо же, склеп! Придумала же такое! Миссис Кингстон чуть в обморок не упала, а когда она поведала об этом мистеру Барроузу, он знаете что сказал? «Никогда не угадаешь, что эти иностранцы ляпнут. Они совсем не такие, как мы. У них мозги работают по-другому».
Алинда не могла не присоединиться к беспечному смеху горничной. Душа ее пела от радости. Граф не пожелал возвратиться в Париж вместе с мадемуазель!
Вероятно, это означало, что он принял решение осесть в доме надолго. Ей очень хотелось увидеть его и по возможности тактичнее выведать о его дальнейших планах.
Правда, она тотчас одернула себя. Весьма не похоже, что он уж так жаждет встречи с нею.
Вчера было одно, сегодня — другое. Прошлой ночью она показалась ему каким-то потусторонним существом, с которым можно было удариться в откровенность. Или незнакомкой, пришедшей из ночи и ушедшей в ночь. Днем же она превратилась в наемную работницу, почти прислугу, а он унизился до сплетничанья, обсуждая с нею поведение своей матери.
«Теперь он должен избегать меня, так же, как и я его», — подумала Алинда и тяжко вздохнула.
Эта мысль подействовала на нее угнетающе. Склонившись над вышиванием, она никак не могла избавиться от мыслей о молодом графе.
В конце концов она решила после ужина снова отправиться на остров.
Девушка воспользовалась той же задней дверью, что и вчера, но теперь уверенно проследовала через сад.
Солнце еще не село, но длинные тени от деревьев уже легли на землю.
При свете цветник и фруктовый сад выглядели иначе, но так же были полны очарования. По замысловато петляющей аллее Алинда углубилась в глубину парка и чисто по-детски испугалась, что заблудилась.
Она обнаружила маленький искусственный водопад, сверкающий в солнечных лучах. Хрустальная струя падала в бассейн, где цвели экзотические растения, привезенные сюда из отдаленных стран.
Алинда взобралась по мшистым каменным ступеням наверх, откуда брал свое начало каскад, и перед ней открылось пространство, покрытое великолепными рододендронами — белыми, бледно-розовыми, пурпурными. На фоне темно-зеленых елей, окаймляющих лужайку, этот пламенеющий цветочный ковер слепил глаза.
Тропинка, причудливо извиваясь, привела ее на вершину холма, туда, где возвышалась мраморная статуя какой-то богини. У ног ее была скамья.
Алинда присела и залюбовалась открывшимся видом. С одной стороны в обширной долине раскинулся Кэлвидон-хауз со всеми его флигелями, конюшней, службами и полем для гольфа, с другой — за парком виднелось озеро.
Сквозь переплетения ветвей прибрежных ив Алинда разглядела белый греческий храм на острове. Ей стало немного не по себе. Решимость ее прийти к храму и ждать там появления Роджера несколько ослабла, а сам поступок ее показался сейчас нелепым. Если он обнаружит ее на месте их ночного свидания, то скорее всего сочтет назойливой.
А на что иное она могла рассчитывать, будучи просто скромной служащей, которая неизвестно почему вздумала вмешиваться в дела знатной и богатой семьи? Не лучше ли отказаться от своего вздорного замысла и, вдоволь насладившись прекрасным пейзажем, вернуться в свою комнату?
А природа была и в самом деле прекрасна. Угасающий день придавал ее краскам изысканную сдержанность, смягчал контрасты, словно обволакивая все легкой золотистой вуалью. В прозрачном воздухе как будто была разлита едва слышная мелодия, аккомпанирующая душевному настрою Алинды.
Она подумала о том, сколько мужчин и женщин поднимались сюда, к подножию статуи, чтобы найти душевный покой и умиротворение. И они находили то, что искали. Кэлвидон-хауз был просто создан для того, чтобы человек ощущал в нем себя счастливым.
