– Безусловно, сможете и согласитесь. Я хочу, чтобы вы больше времени проводили наверху, и таким образом решу все проблемы. Вы похудели и побледнели с тех пор, как мы покинули Глазго.
– Не соглашусь! – упрямо крикнула Мереуин. – Вы не можете заставить меня работать, как… как простую рабыню!
Кинкейд оскалил зубы в жуткой улыбке:
– Вам надо привыкать, дорогая мисс Макэйлис.
Она ничего не сказала, только отвернулась. Капитан встал и направился к ней в обход стола. Мереуин старалась устоять на месте, крепко стиснув зубы и решительно вздернув подбородок, но губы предательски тряслись, и она содрогнулась, когда капитан протянул руку и коснулся мягких золотых прядей, зашпиленных на затылке.
– Вам нечего опасаться меня, – сказал он. – Я не собираюсь сбивать цену на свой товар. Надеюсь заработать на вас много денег, моя дорогая.
Она вновь отвернулась, дрожа всем телом.
– Могу я рассчитывать на вашу помощь на камбузе, мисс Макэйлис?
Она молчала, и капитан, грубо взяв девушку за подбородок, заставил ее повернуть голову, впившись жестоким взглядом в широко распахнутые, наполненные страхом глаза.
– Мисс Макэйлис? – угрожающе повторил Кинкейд.
– Да, – с трудом выдавила Мереуин.
– Превосходно.
Капитан отпустил ее и, подойдя к двери, прокричал что-то в коридор. Мереуин отошла на безопасное расстояние, борясь с подступившей к горлу тошнотой.
Постепенно успокаиваясь, она начала видеть определенную выгоду в полученном предложении. Во-первых, она будет проводить больше времени за пределами провонявшего рвотой трюма, а во-вторых, окажется рядом с продуктовыми запасами… У девушки потекли слюнки при мысли о вкусной еде, которую можно съесть сразу или запасти на будущее; очень заманчивая перспектива после ее скудного рациона на протяжении нескольких последних недель.
– Отведи мисс Макэйлис на камбуз.
Мереуин обернулась и увидела перед собой ухмыляющуюся бородатую физиономию матроса Барроуза. Она безмолвно застонала от ненависти к гнусному типу с бычьей шеей, который неизменно оказывался поблизости, когда она выходила на палубу, таскался за ней с полуприкрытыми глазами и слюнявыми губами. От такого кого угодно стошнит!
Следуя за шаркающим по коридору Барроузом, Мереуин пыталась подавить охватившее все ее существо невероятное волнение. Теперь, когда ей придется готовить для капитана, наверняка удастся проводить больше времени в его каюте и со временем отыскать свой контракт.
Она едва слышала скучные разъяснения Барроуза по поводу расписания капитанских трапез и ничего не разглядела на самом камбузе, заметив только, что он оборудован не хуже подвальных кухонь Кернлаха. Мереуин лихорадочно перебирала в уме все возможные места, где скорее всего могли храниться бумаги. С губ ее не сходила радостная улыбка, пока она усиленно кивала, соглашаясь со всем, что бубнил бородатый матрос, и совершенно не замечала взгляда налитых кровью глаз, не отрывавшегося от выреза красно-коричневого платья, обрисовывающего крепкие, налитые груди.
Сегодня же, взволнованно думала девушка, надо начать поиски, и, если все пойдет хорошо, к моменту прибытия в Уилмингтон она завладеет бумагами. Без них капитан Кинкейд не сможет опровергнуть ее заявления о похищении и шантаже.
– Мисс Макэйлис, я должен сделать комплимент вашему супу.
Эти слова принадлежали боцману Уилсону, мужественное лицо которого вспыхнуло, когда Мереуин ответила признательной улыбкой.
– Благодарю вас, мистер Уилсон. Сказать по правде, я сама удивляюсь. Дома я редко готовила.
– А где ваш дом? – полюбопытствовал первый помощник капитана, вступая в беседу.
Нынешним вечером первый помощник и боцман были гостями капитана Кинкейда и составляли компанию коренастому, плотному человеку за столом, покрытым элегантной льняной скатертью. Все трое только что покончили с супом, который Мереуин приготовила по такому случаю, и, хотя это был ее первый опыт, результат изумил и даже обрадовал девушку.
Убирая со стола суповые чашки, она замерла от неожиданного вопроса первого помощника. Мереуин вовсе не желала сообщать что-либо о своем доме и о себе. Пускай Льюис Кинкейд по-прежнему верит, что она шлюха или воровка, ибо Мереуин планировала в нужный момент воспользоваться своим настоящим именем как оружием против него.
– В Глазго, мистер Эймс, – поспешно ответила она. – Семья моя была столь многочисленной, что нам всегда кто-то готовил еду.
Слава Богу, первый помощник вроде бы не собирался продолжать эту тему, и разговор между тремя мужчинами перешел к навигационным проблемам, в которых Мереуин ничего не смыслила. Убирая со стола, она незаметно обшаривала глазами каюту, выискивая возможные тайники.
В каюте капитана Кинкейда кроме стола, за которым он ел, были только шкаф, стоявший напротив койки, и большой сундук. В шкафу, как было известно Мереуин по прошлому визиту, хранились бутылки с бренди, а в нижнем отделении – кое-что из одежды. Шкаф был заперт, несомненно, в целях охраны изысканных спиртных напитков от членов команды, и девушка гадала, не там ли спрятаны документы.
Мереуин сгорала от нетерпения заглянуть туда, волнение нарастало с каждым часом, а капитан никак не проявлял намерения отпустить офицеров и подняться наверх. Не говоря ни слова, она подала остальные блюда и вернулась на камбуз, где принялась помогать застенчивому юнге мыть тарелки, хоть это и не входило в ее обязанности.
Девушке нравился кудрявый четырнадцатилетний парнишка. Несмотря на свой юный возраст, Дэвид Браун уже служил на борту мощно вооруженного британского фрегата, вынесшего в ходе Семилетней воины множество стычек с французами. В 1756 году Дэвид, восьми лет от роду, участвовал в нескольких крупных морских сражениях, рассказы о которых заставляли Мереуин содрогаться от страха. В последнем бою он потерял несколько пальцев на правой руке, прищемленных пушкой, но с легкостью пережил крушение мечты стать когда-нибудь морским капитаном.
– Я и правда не возражаю, мисс Мереуин, пускай всю жизнь буду юнгой, – не раз заявлял он, когда они трудились бок о бок за большим деревянным столом. – Покуда я в море, вижу разные интересные места, я счастлив.
– Тебе повезло, Дэвид, – с грустью ответила Мереуин. – Не каждый может утверждать, что счастлив, занимаясь своим делом.
– Ой, да в колониях все будет прекрасно, – поспешно заверил юнга, не желая видеть печаль на ее лице, поскольку успел сильно привязаться к золотоволосой неулыбчивой девушке, которую капитан взял на место Мартина Барнса.
Дэвид презирал вечно дымившего трубкой, сыпавшего проклятия старого кока. Хоть Мартин Барнс был великолепным поваром, его частенько одолевали приступы дурного настроения, и паренек быстро научился увертываться от пинков и затрещин. Кроме того, Мартин проявлял явную симпатию к мальчикам, что вызывало у имевшего весьма смутное представление о подобных вещах юнги стойкое омерзение. Каждое плавание он проводил в постоянном страхе перед домогательствами лысого старика.
