Но теперь он заставил ее понять, что не только ей хорошо с ним, но и ему с ней.
Она не на шутку испугалась. Слишком велико было ее желание покориться страсти. Но это значит навсегда потерять свою независимость, самоуважение, уверенность в себе, наконец. Нет, она не должна подпускать к себе ни Джорджа, ни еще кого бы то ни было.
— Чего вы так испугались?
— Ничего! — чересчур пылко воскликнула Рут.
— Почему вы ничего не хотите рассказать мне? — спросил он. — Прошу вас, ради Бога, расскажите о себе! Как вы жили все это время, о чем думали?
— Все давно миновало, все в прошлом, — натянуто ответила Рут.
— Да, в прошлом, согласен. — Он с трудом выговаривал слова, глядя на нее почти с раздражением. — Но неужели вы не можете сказать мне, как вы жили эти прошедшие семь лет? — спросил он с нарастающим напряжением.
— Занималась своим делом, — ответила Рут, и тотчас взгляд ее стал рассеянным, ибо перед ее мысленным взором невыразимо ясно предстала вся та пустая суета, что заполняла эти безвозвратно прошедшие годы.
— Каким?
Рут будто очнулась и снова взглянула на него. Она поняла, что он не позволит оставить свой вопрос без ответа. И уж точно не поверит ей, если она скажет, что все эти годы вела светскую жизнь.
— А как вы сами думаете? — с горечью спросила она. — Впрочем, я ведь уже говорила вам, что жила прекрасно. Ни в чьей помощи не нуждалась, даже в вашей, милорд.
— Я не верю этому, — сказал Джордж голосом, в котором чувствовался лед.
Рут уловила эту холодность и в отчаянии отшатнулась от Джорджа. Но рука ее инстинктивно потянулась к нему.
— Пожалуйста, не надо! — начала она. В глазах вспыхнула боль. — Скоро я покину Бат. Я не могу слышать ваших упреков, не хочу снова поссориться после того, как мы уже… — Она прервалась, не доверяя своему дрогнувшему голосу.
— После того, как мы уже что? — спросил Джордж, взяв ее руку. Взгляд его был жесток. Он смотрел ей в лицо, будто искал там ответа, но держал руку женщины в своей, сильной и горячей, и у нее недоставало сил отнять ее. Рут хотелось закричать, но она проглотила и крик, и подступающие слезы и храбро улыбнулась.
— Все это время вы думали, что я бросила вас, а я не сомневалась, что это вы навсегда отреклись от меня, — с трудом проговорила она. — Разве недостаточно знать, что каждый из нас предал другого? Мы расстались… Вы вернулись в свой аристократический мир, а я… я построила для себя новую жизнь. Мы не можем вернуться туда, где нас уже нет.
— Если вы пытаетесь убедить меня, что не испытываете ко мне никаких чувств, то знайте, я вам все равно не поверю, — сурово сказал Джордж. — Мы не будем возвращаться назад, мы пойдем вперед, если только вы позволите нам поступить так.
— Нет!
Рут вырвала у него свою руку. В любую минуту он опять мог предложить ей стать его любовницей, а она не хотела больше об этом слышать. Она не желала играть в его жизни ту роль, которую он ей предназначал, и в то же время боялась, что не найдет в себе сил отказать ему.
Так что ей не оставалось ничего другого, как сильнее натянуть поводья. Ее серая кобыла тотчас вырвалась вперед, легко выбрасывая стройные ноги. Но гнедой не отставал от нее ни на шаг. Рут вырвалась вперед, пустив серую в галоп. Ветер раздувал ее юбки и пытался сорвать шляпу. Естественно, она не могла далеко уйти от гнедого, но сейчас она это делала не от любви к скорости; она просто пыталась спастись — от него и от самой себя. И вот ее лошадь мчится галопом, а сама она, не замечая пронзительного зимнего ветра, всеми силами стремилась уйти от своего прошлого, от всего, что осталось позади. О как бы хотелось ей умчаться в такие дали, где она уже никогда больше не сможет ни видеть, ни вспоминать его!
Копыта лошади звонко били в каменистую землю. Эхо от их ударов перекликалось с ударами ее сердца. Деревья проносились мимо, неясно очерченные, неотличимые друг от друга. Лица людей, с которыми столкнула ее жизнь, ясными видениями мелькали перед ее внутренним взором и растворялись в воздухе. Ее отец, дядя, Джек Рэй, даже Шон. Всем им она когда-то поверила, и все они ее предали. Ей очень хотелось бы забыть их, навсегда изгнать из своей памяти. Но это было невозможно, ибо они навсегда стали частью ее самой.
Вскоре далеко впереди показались силуэты Коры и Майкла. Они оглядывались. Чуть повернув голову, краешком глаза она увидела за спиной приближавшегося Джорджа.
— Рут! — позвал он ее, перекрикивая стук лошадиных копыт.
Она не откликнулась, опасаясь, что он попытается перехватить у нее поводья лошади. Она была так возбуждена, что, если бы ему удалось сделать это, она могла бы пойти на все — даже хлестнуть его плеткой по лицу.
Но такой попытки Джордж предпринимать не стал. Когда они приблизились к другим всадникам, его гнедой перешел на легкий галоп, да и серая тоже инстинктивно замедлила ход. На губах Рут тотчас заиграла очаровательная улыбка — прием, которым хозяйке гостиницы нередко приходилось пользоваться в жизни. И вот что удивительно, как только она подумала, что Джордж попытается навязать ей свою волю, заставить ее подчиниться его желаниям, он сразу же отступил, предоставив ей полную свободу решать, чего она хочет, а чего нет.
Это было одно из тех редких качеств, за которые Рут любила его. Но только теперь она с особенной теплотой подумала о его терпении и выдержке, не возволявших ему пользоваться чужой слабостью. То, что он по своей природе не был способен на насилие, коренилось в его уверенности в себе, в его достоинстве. Но именно это качество лишало ее твердости и сильнее всего прочего мешало бежать от него.
На какой-то момент она подумала, как хорошо, в самом деле, было бы стать его любовницей. Ведь он сознательно оставил за ней свободу выбора. Возможно, в этом и есть их будущее. А главное, он понимает, как дорого она ценит свою независимость. Она будет все так же содержать «Толстого Кота», наняв кого-нибудь в помощь Шону на время своих отлучек…
Картины счастливой жизни с Джорджем проплыли, дразня радужными надеждами, перед глазами Рут. Затем они исчезли. Нет, это невозможно: если бы она согласилась, то обрекла бы себя на неисчислимые страдания. Она не могла любить его и жить с ним такой жизнью, при которой приходилось бы прятаться, идти на всякие уловки. И еще, ей была ненавистна даже мысль о том, что живое существо, ребенок, которого она может родить от Джорджа, явится в мир, не имея права носить отцовское имя. Она могла пожертвовать своим собственным добрым именем и покоем, но не имела права обрекать на страдания и позор ту невинную душу, которой подарит жизнь.
— Хотелось бы мне быть такой наездницей, как вы, — восхищенно сказала Кора, прервав этим размышления Рут.
