– Вам никуда не придется идти, – перебил ее отец. – По первому вашему слову колдунья будет доставлена в ваш дом. Собственно говоря… собственно говоря, она уже здесь.
Октябрь 1607 года, Стародуб, ставка Димитрия Второго
– Да я тебя, блядина сына, копьем снесу!
– Копье сломаешь!
– Да я тебя конем стопчу!
– Подковы потеряешь!
Он откровенно глумился над Димитрием, этот молодой казак с шалым взором серо-зеленых глаз и ржаным чубом, выбившимся из-под шапки! Народ, пялившийся со стены, только диву давался: за каким лешим понадобилось царю биться с этаким безумцем? Зачем понадобилось доводить ссору до поединка? Еще неведомо, чей верх будет, уж больно ловок в рубке Ивашка Заруцкий!
Да, казак сей звался Иваном Мартыновичем Заруцким. Он только днями прибыл из Тулы, где сидел осажденный царскими войсками Болотников со своими людьми. Болотников послал Заруцкого в Стародуб, чтобы тот выяснил, верно ли и подлинно, что царевич Димитрий воскрес.
Поднятый Иваном Болотниковым на мятеж народ требовал предъявить ему того, чьим именем размахивал бывший холоп князя Телятевского, словно знаменем. Веры самому Болотникову и тем паче князю Григорию Шаховскому, который в это время примкнул со своими людьми к восставшему холопу, у простонародья уже не было. «Ты, князь, – кричали мятежники, – всему делу заводчик! Ты распустил слух, что Димитрий ушел из Москвы, и твердил нам, что вот приедет, вот приедет Димитрий, а его нет как нет! Мы тебя посадим за приставы[22] и не выпустим до тех пор, пока не увидим твоего Димитрия. А если он не придет, мы тебя Шуйскому отдадим!» Так что князь Григорий теперь сидел в заключении. Положение Болотникова тоже было шаткое, поэтому надежда на Заруцкого возлагалась большая: ведь он отлично знал настоящего Димитрия в лицо, ибо когда-то служил в его войске и пришел с ним вместе в Москву, даже стоял со своими донцами в почетной страже при венчании сына Грозного на царство. Далеко не всякий даже среди людей этого воскресшего Димитрия верил, что перед ними не самозванец, так что свидетельство Заруцкого было очень важно не только для далекого Болотникова, но и для остальных. Ведь Заруцкий – не какой-нибудь там никому не ведомый казачишка, а славный подвигами атаман. Он зря брехать не станет. И у многих упал с души изрядный камень, когда удалой донец с первой же минуты назвал Димитрия государем, смиренно бил ему челом и клялся в нерушимой верности. Народишко вздохнул с облегчением: слава те, Господи, стало быть, не абы за кого кровь будем проливать, а за подлинного царя! В честь спасения царя и возвращения к нему верного атамана последовал славный пир… который вылился в свару и грозил закончиться бедою. Главное дело, свара-то началась из-за сущего пустяка!
Заруцкий просил для Болотникова помощи. Сидит-де запертый в своей Туле, водой со всех сторон залитый, ждет конца неминучего…
– Откуда вода взялась? – удивился Димитрий, опрокидывая очередную чарку.
– Да вишь ты, с тех пор как стал царь Шуйский под Тулою… – начал было Заруцкий, но был немедля прерван злобным рыком Димитрия:
– Какой Васька Шуйский царь?! Он самозванец! В России один только царь – это я!
– Ты, ты, – поспешно согласился Заруцкий. – Ты наш истинный государь!
Димитрий кивнул, однако, по всему видно было, затаил недовольство и слушал дальнейший рассказ с кривой, недоверчивой ухмылкою.
Заруцкий же рассказал следующее: Шуйский со своим войском явно тяготился осадой Тулы, которую было никак не взять. Засевшие в Туле холопы и казаки как ни скудно ели, как ни тесно помещались, а отбивались так, что ратные люди после всякой попытки идти на приступ уходили назад с большим уроном. Это изрядно осточертело ратникам, в войске Шуйского началась шаткость. Татарский князь Петр Урусов со своими мурзами ушел от Василия Ивановича в Крым. Положение, стало быть, сделалось аховое, и тут пришел к Шуйскому какой-то хитроделец родом из города Мурома – Мешок Кравков по прозванию.
– Пожалуй меня своей милостью и наградою, государь, – заявил он Шуйскому. – И я сделаю так, что Болотников и его люди сдадутся.
– Как же ты это сделаешь? – недоверчиво вопросил Шуйский.
– А потоплю их водою! – посулил Мешок Кравков.
Шуйский не больно-то поверил, но сказал:
– Будет тебе награда и моя царская милость, коли ты это исполнишь. Ну а попусту захвастаешься – быть тебе на колу!
– Не быть! – ухмыльнулся в ответ Мешок и начал ладить. Изладил сей хитроделец вот что: во всю ширину реки Упы он сработал плот и приказал на него сыпать землю. Наконец тяжесть сделалась невмерна, плот с землею пошел на дно, и запрудило реку – течение ее прервалось. Вода вышла из берегов и залила Тулу. Да так, что люди начали ездить по улицам на лодках. Вода вошла в кладовые, потопила хлебные и прочие запасы. Прежде был недостаток пищи, а теперь сделался голод. Люди ели дохлых лошадей, мышей, кошек, собак, грызли кожу.
Мятежники, люди простые, никак не могли понять, каким образом Шуйскому удалось учинить наводнение. Решили, что не иначе как колдовством. Призвали какого-то доку[23], тот и намараковал. Но на всякого доку, как известно, другой дока найдется. Начали искать такого в осажденной Туле и нашли-таки.
– Дайте мне сто рублей, – сказал тот Болотникову, – я знаю такое средство, что только влезу в воду, как плотина прорвется.
Ему посулили заплатить. Колдун бросился в воду и пробыл там чуть ли не час, как показалось перепуганным людям! Вода при этом все время бурлила и ходила ходуном. И вот наконец-то показался из волн дока. Отдышался и сказал печально:
– Нет, не развязать мне этого узла! Шуйскому сладил плотину не простой колдун, а были у него в помощниках двенадцать тысяч бесов. Шесть тысяч я уговорил на нашу сторону перейти, а шесть никак не сдались. Видите, каково меня исцарапали всего? Это они мне так крепко сопротивлялись.
Он и впрямь был покрыт царапинами, да что с того проку? Так и не сняли наводнения…
– И что теперь? – спросил Димитрий, выслушав Заруцкого. – Надо быть, сдастся твой Болотников Шуйскому?
– Болотников никогда не сдастся! – ответил атаман.
Тут царь поднял на смех и его, и Болотникова. Донец разобиделся. Слово за слово – схватились за сабли и порешили выехать за городскую стену помериться силами, да чтобы стоять насмерть.
Народ только руками развел: что, дескать, за чепуха, что за глупство, как сказали бы поляки?! Но зарвавшихся супротивников было уже не остановить, и вот теперь людям только и оставалось, что смотреть со стены на поединок, руками разводить да шапки оземь бить с досады.
