И когда Миранда поняла, что три пары глаз были сосредоточены на ней с надеждой, она ничего не могла сделать, как сказать:
— Мы могли бы поехать сегодня. Это было бы прекрасно.
— Я присоединюсь к вам, — решительно объявил Тернер.
Миранда повернулась к нему с удивлением так же, как и Оливия, и так же, как и Уинстон. Он никогда не проявлял интерес к их сопровождению на любой из пикников в Эмблсайде, и, по правде говоря, почему он должен был это делать? Он был девятью годами старше их.
— Мне нужна пара перчаток, — сказал он просто, в то же время он как будто бы говорил: почему еще я еду?
— Конечно, — сказал Уинстон, все еще удивленный от неожиданного внимания его старшего брата.
— Как мило с твоей стороны предложить мне это, — сказал Тернер оживленно. — Спасибо, Оливия.
Она не выглядела слишком счастливой.
— Это так мило, что вы будете вместе, — сказала Миранда, возможно, с большей энергией, чем она предполагала. — Ты же не возражаешь, Уинстон?
— Нет, конечно, нет.
Но он выглядел так, как будто возражал. По крайней мере, немного.
— Ты расправился со своими булочками и молоком, Уинстон? — спросил Тернер. — Мы должны отправиться в путь. Похоже, к вечеру все небо затянет облаками.
Уинстон взял еще одну булочку, самую большую.
— Мы можем взять закрытый экипаж.
— Я пойду за своим пальто, — сказала Миранда, вставая. — Вы и без меня можете выбрать экипаж. Мы встретимся в розовой комнате? Через двадцать минут?
— Я пойду с тобой, — сказал Уинстон быстро. — Мне нужно взять кое-что из своего чемодана.
Пара ушла из кухни, и Оливия немедленно набросилась на Тернера.
— Что с тобой не так?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Прошу прощения?
— Я так старалась сделать пару из этих двух, а ты разрушаешь все это.
— Попытайся не быть таким трагиком, — сказал он, качая головой. — Я просто покупаю перчатки. Это не остановит свадьбу, если она действительно будет неизбежна.
Оливия нахмурилась.
— Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты ревнуешь.
На мгновение, Тернер не мог ничего делать, только смотреть. Но затем он обрел свой здравый смысл — и свой голос — и проговорил:
— Ну, ты же действительно знаешь. Таким образом, я буду благодарен, если ты не будешь делать необоснованных обвинений.
Ревнует к Миранде. О господи, о чем дальше она подумает?
Оливия скрестила свои руки.
— Хорошо, но ты совершаешь странные поступки.
Тернер всю жизнь обращался со своей младшей сестрой по-разному. Главным образом, он использовал нарочитое невнимание. Иногда он принимал более заботливую роль, удивляя ее подарками и лестью, когда это было удобно для него. Но разница в их возрасте давала гарантию того, что он никогда не рассматривал ее как равную и что он никогда не разговаривал с ней, не как с ребенком.
Но теперь она обвиняла его в желании Миранды. И его голос был тверд, резок, и пронзителен, когда он сказал:
— Если бы ты забыла о своем собственном желании иметь Миранду всецело в твоем распоряжении, ты увидела бы, что она и Уинстон чрезвычайно не подходят друг другу.
Оливия задохнулась от неожиданного нападения, но она быстро пришла в себя.
— Всецело в моем распоряжении? — повторила она неистово. — Кто теперь делает необоснованные обвинения? Ты знаешь так же, как и любой другой, что я обожаю Миранду и хочу, чтобы она была счастлива. Кроме того, она испытывает недостаток в красоте и в приданом, и…
— О, для любви к…
Тернер закрыл свой рот прежде, чем он был проклят в глазах своей сестры.
— Ты ее низко ценишь, — Тернер с возражением набросился на сестру. Почему люди упорствовали, называя Миранду неуклюжей девочкой, которой она когда-то была? Она не могла походить на общепринятые стандарты красоты, как Оливия, но в ней было что-то, намного более глубокое и более интересное. Можно было смотреть на нее и знать, что есть кое-что, что не видно глазу.
— Уинстон был бы превосходной партией для нее, — продолжала горячо Оливия. — И она для…
Она остановилась, задыхаясь, и зажала свой рот рукой.
— О, что теперь? — сказал Тернер раздраженно.
— Это не о Миранде, не так ли? Это об Уинстоне. Ты не думаешь, что она достаточно хороша для него.
— Нет, — парировал он, немедленно и с возмущением в голосе.
— Нет, — сказал он снова, на сей раз взвешивая слово более тщательно. — Ничто не может быть дальше от истины. Они слишком молоды, чтобы пожениться. Особенно Уинстон.
Оливия немедленно обиделась.
— Это не правда, мы…
— Он слишком молод, — вмешался холодно Тернер. — И тебе не нужно смотреть за пределы этой комнаты, чтобы увидеть, почему жених не должен быть слишком молод.
Она не поняла сразу же. Тернер видел тот момент, когда она сделала это, видел понимание, а затем жалость.
Но он ненавидел жалость.
— Я сожалею, — выпалила Оливия; эти два слова гарантировали, что она стоит на краю. Но затем вновь проговорила:
— Я сожалею.
И убежала.
* * * * *
Миранда ждала в розовой комнате в течение нескольких минут, когда пришла горничная и сказала:
— Прошу прощения, мисс, но леди Оливия попросила меня сказать вам, что она не спустится вниз.
Миранда поставила статуэтку, которую она рассматривала и обратилась к горничной с удивлением.
— Ей нехорошо?
Горничная была сконфужена, и Миранда не хотела ставить ее в неловкое положение, когда она сама могла просто поискать Оливию. Поэтому она сказала:
— Не беда! Я спрошу ее сама.
Горничная сделала реверанс, и Миранда, повернулась к столу, который стоял рядом с ней, чтобы удостовериться, что она положила статуэтку в надлежащем положении: леди Ридланд нравилось, когда ее сувениры были поставлены именно так — и сделала шаг к двери.
И врезалась в большое мужское тело.
Тернер. Она знала это даже до того, как он заговорил. Это мог бы быть Уинстон, или это мог бы быть лакей, или это даже мог бы быть — небеса ей помоги — лорд Ридланд, но это не они. Это был Тернер. Она знала его аромат. Она знала звук его дыхания.
Она знала, как чувствовать воздух, когда была рядом с ним.
И это был тот случай, когда она знала, наверняка и навсегда, что это была любовь.
Это была любовь, и это была любовь женщины к мужчине. Маленькая девочка, которая представляла его белым рыцарем, ушла. Теперь она женщина. Она знала его недостатки и она видела его недостатки, и, тем не менее, она любила его.
Она любила его и она хотела излечить его, и она хотела…
Она не знала, чего она хотела. Она хотела все это. Она хотела все. Она…
— Миранда?
Его руки были все еще на ее руках. Она посмотрела на него, зная, что будет почти невыносимо устоять перед синим цветом его глаз. Она знала, что она не увидит там.
