– Да, – кивнул Долгорукий. – Она помогла Марфе, научила, что надо делать, чтобы рану заживить.
Несколько месяцев я пролежал без сознания и пришел в себя только благодаря любви и заботе Марфы.
– Что же – на том ей спасибо, – недобро промолвила Лиза. – Только мы чем перед тобой и перед ней провинились, что ты детей своих забыл? Неужели тебе даже в голову не приходило, что твои дети любят тебя и страдают, считая умершим?!
– Лиза, как только я смог диктовать, я тайно переправлял вам письма! – удивился Долгорукий.
– Письма?! – растерялась Лиза.
– Да, письма, я посылал их тайно, чтобы Мария не знала о том, что я жив!
– Ты хотел, чтобы она мучилась сознанием своей вины?
– Я не настолько кровожаден, Лиза. – Долгорукий развел руками. – Просто не желал новых злодеяний.
– Да как же вы не понимаете! – вскричала Марфа. – Княгиня только и твердила: убила тогда, убила бы снова! Она возненавидела его и не смогла простить. Если бы Петр Михайлович объявился, ему неминуемо грозила бы гибель от руки вашей матушки!
– Ах, как благородно! – с раздражением бросила ей Лиза. – Обо всех подумали, обо всех позаботились! Вот только одно неясно – где же они, эти ваши хваленые письма? Мы не получили ни единого!
– Не может быть! – Долгорукий покачнулся, хватаясь рукой за грудь.
– Ни одного письма! – со злостью повторила Лиза. – Ты лжешь мне, лжешь, как и все! Ты думал только о себе, нарочно заставив нас поверить в свою смерть. Ты хотел наслаждаться своим собственным тайным счастьем! Ты предал нас, как когда-то предал маменьку! Я не хочу видеть тебя! Не хочу!
– Постой, Лиза, подожди, – Долгорукий успел схватить ее за руку. – Я не хочу снова потерять тебя!
– Ты потерял меня год назад, когда остался с крепостной, вместо того, чтобы вернуться к детям!
– Лиза, ты не права, ты все не так поняла! Прошу тебя, не уходи.
– О, если бы ты знал, как мне не хватало тебя! Когда маменька совсем прогнала Андрея из дома – отправила от себя в Петербург. Когда выдала меня против твоей и моей воли замуж! Я все время мечтала – был бы жив мой отец, он не допустил такого! Он бы не позволил, чтобы мне было плохо, так плохо! А оказывается, ты был жив, и ты все время жил рядом.
– Подожди, подожди, не уходи, мне очень трудно… – Долгорукий сделал попытку подняться с дивана, и его тут же скрутила какая-то боль.
– Папа, – растерялась Лиза, – прости, прости, я не поняла, что ты так сильно пострадал от раны. Почему, почему же ты мне сразу не сказал!
– Петр Михайлович мужественно переносит увечье, – тихо сказала Марфа, помогая князю сесть. – Если бы вы только знали, какую боль он терпел, пока рана заживала! Он едва не умер!
– Не надо Марфа, не стоит отягощать девочку рассказами о моих кошмарах, – прервал ее Долгорукий.
– Папа! – Лиза снова бросила на шею отцу и разрыдалась.
– Елизавета Петровна, заклинаю вас – не открывайте матери, что вы нашли своего отца! Пусть он останется лучше со мной – здесь. Вы только подумайте, что она сделает с вашим батюшкой, если узнает обо всем?! – Марфа осторожно тронула Лизу за плечо.
– Ложь? Опять ложь? Вы ее уже столько нагромоздили! Не пора ли остановиться? Моя мать совершила много ошибок и изломала жизнь многим людям, – горячилась Лиза. – И только из-за того, что вы уже когда-то все решили за нас, за всех нас! Да как вы смели?
– Лизонька! Я все исправлю! Я даю слово князя Долгорукого! – Петр сделал попытку приподняться.
– Ничего ты не можешь исправить! – резко сказала Лиза. – Все плохое уже случилось. И теперь ты и в самом деле мертв для меня!
– Вот видишь? – воскликнула Марфа. – Я предупреждала вас, Петр Михайлович! Им нет до ваших чувств и до вашей души никакого дела! Я знала, что однажды кто-то из них придет в этот дом и обвинит вас в том, что когда-то вы осмелились полюбить! Вот поэтому я прятала тебя ото всех!
– Марфа? – Долгорукий посмотрел на нее, словно впервые увидел. – Прятала? Что это значит?! О, Господи, письма!.. Ты не переслала ни одного моего покаянного письма детям?!
– Нет! – гордо ответила Марфа.
– Так ты лгала мне?!
– Я защищала тебя. Я боялась за тебя. Я берегла тебя. Я хотела защитить нашу любовь, и я буду защищать ее до последнего вздоха!
– Святые угодники! – Долгорукий откинулся на спинку дивана. – Каждый день, превозмогая боль, я учился ходить, чтобы, в конце концов, добраться до своих детей и вымолить – на коленях вымолить у них прощение! А ты обрекла их на сиротство при живом отце? Лиза! Помоги мне встать.
Лиза тотчас же бросилась к отцу, но опомнилась и остановилась.
– Папа, ты только не двигайся, миленький! Я сейчас, я быстро – здесь рядом Никита, тот что у Корфов служил. Он нам поможет.
– Петр! Одумайся, – Марфа бросилась перед князем на колени, едва только Лиза выбежала из гостиной. – Останься, Христом-Богом прошу! Все, что захочешь, для тебя сделаю. Только останься!
– Я едва не потерял из-за тебя детей. Я должен исправить это. И прости – но даже вся твоя любовь не в силах заменить их для меня…
Глава 5
Возвращение блудного отца
«Ах, какое прекрасное утро!» – с восторгом подумал Андрей Платонович Забалуев, потягиваясь на мягкой и теплой перине. Снежок искрился на солнце, на небе – ни облачка. «Я жив и здоров, я свободен, и скоро буду снова на коне – при деньгах и удовольствиях, какие только пожелаю. Если этот маменькин сыночек думает, что Забалуева можно не принимать всерьез, то он глубоко заблуждается. Нет, князьку придется раскошелиться, а мне пора бы уже и вернуться к нормальной жизни».
Забалуев вытянул руки вперед и сделал гимнастику для пальцев – тонких ловких пальцев игрока. Забалуев истосковался по азарту и зеленому сукну. Он с большим трудом переносил необходимость соблюдать приличия, вести светские беседы под сладенькие настоечки и расписывать с княгиней долгими вечерами пульку по маленькой. Забалуев жаждал крупных, рискованных ставок, ему было душно в домашней гостиной – хотелось полной грудью вдыхать сигарный чад, витающий над столами в игровом клубе.
Забалуев не был изнеженным сибаритом, но он любил жизнь с ее самыми острыми удовольствиями. Скачки – ставки, рулетка – ставки, карты – ставки, проигрыш – выигрыш. И особенный, главный момент – это когда фарт пошел. Когда ты еще не знаешь, каков окажется результат, но игра завертелась до необратимого, и тебя втягивает под колесо. Восторг, близость абсолютного предела – мечтаний, жизни… Кровь беснуется в жилах – то носится по ним, одуревшая от вина и возбуждения, то припадает к вискам и топит голову в вязкой сладковатой жиже.
«Но ничего, ничего, – улыбнулся Забалуев своим самым дорогим и желанным ощущениям. – Доведу эту игру до конца и все! Тут же в карету, и – в Петербург. А то еще лучше – в Ниццу. Если князь окажется не дурак, он сочтет за лучшее от меня откупиться, но конечно и я себя в обиду не дам, за дешево не отделаются. Развода захотел, Андрей Петрович? А пусть попробует, я им не какой-нибудь граф Суворов – обобрать себя не дам и в монастырь не сбегу. Хочет для сестры свободы – пусть положит мне годовое пособие в счет приданого, да еще поможет должок мой закрыть».
