Он сказал, что она может довериться ему, что он сделает все, чтобы защитить ее и не погубить репутацию, и как ни странно, она поверила ему. Все ее инстинкты, а она, общаясь с маркизом, подчинялась только своим инстинктам, говорили ей, что он не применит силы, если ему представится такой случай. Уже два других случая доказали это, когда он уговаривал ее уехать с Бала посвященных и больше там не появляться.
Клара разволновалась от предвкушения. Сможет ли она незаметно выбраться из дома и не попасться?
«Дорогая Адель.
Встретила ли ты кого-нибудь интересного в Нью-Йорке? Надеюсь, там появились новые лица, потому что иногда мне становится страшно от того, что я потерплю здесь полную неудачу и, не успев и глазом моргнуть, снова окажусь дома.
С любовью, Клара».
В темном платье, уличных туфлях и без всяких украшений, Клара на цыпочках спустилась с лестницы и затем еще ниже, намереваясь выйти из погруженного в тишину дома через черный ход, которым пользовались слуги. Она оставила дверь незапертой и, быстро пробираясь сквозь туман, обошла дом, где напротив фасада в тени действительно ее ожидала карета, стоявшая достаточно далеко от уличного фонаря.
С бьющимся сердцем Клара медленно направилась к карете. Это было приключение, но сейчас от волнения ее немного подташнивало, ибо она не знала, что ее ожидает. Она еще никогда не выходила одна из дома ночью, как и никогда не договаривалась о таком неприличном тайном свидании с распутным человеком. В его карете. Наедине!
Клара подошла к черному блестящему экипажу и обошла его сзади. Дверца кареты открывалась в сторону переулка, свет, падавший из нее, освещал землю. Сквозь холодный туман Клара увидела, как из кареты вышел маркиз — в вечернем фраке, белом жилете и белом галстуке, но без перчаток.
— Я знал, что вы придете. — Он подошел и поцеловал ее затянутую в перчатку руку. — Ваша карета ждет вас.
Клара оглянулась. Большая карета отгораживала их от дома, их никто не мог увидеть. Она с облегчением вздохнула.
Маркиз помог ей сесть, затем сел сам и закрыл дверцу.
Тусклый фонарь слабо освещал роскошную бархатную внутреннюю обивку кареты, создавая таинственную обстановку. Темные красные занавески закрывали окна. Стараясь ровно дышать, Клара уселась и расправила юбки.
— Куда мы едем? — спросила она.
— Никуда. Мы останемся здесь. Если, конечно, вы не хотите куда-то поехать.
Она покачала головой.
— Нет, здесь хорошо. Я могу уйти, как только захочу.
— Я тоже так думаю. — Не спуская с нее глаз, маркиз сел, положив ногу на ногу.
Клара посмотрела ему в лицо. В слабом свете лампы он выглядел таким красивым, что просто было больно смотреть на него.
— Так расскажите мне; — произнес он дружеским естественным тоном, — почему такая срочность?
Клара пыталась привести в порядок свои мысли. Она не хотела говорить ему, что вызвала его на свидание, потому что кто-то сделал ей предложение. Она была уверена, что ему не понравятся такие крайности: незамужняя женщина, неравнодушная к нему, просит немедленного свидания и тайком среди ночи выбирается из дома. Он сразу же сбежит, как лиса от собак, потому что подумает, что она питает глупые романтические надежды на брак с ним, а ведь он ясно сказал, что не намерен связывать себя узами брака.
— Это не срочно, — сказала она. — Просто я вдруг вспомнила, что не ответила на ваше последнее письмо, а поскольку не видела вас целую неделю, мне хотелось узнать, как вы поживаете.
Он не сразу ответил. Минутное молчание смутило Клару. Она понимала, что должна очень постараться и сохранить самообладание.
Маркиз же, казалось, нисколько не был смущен. Он с улыбкой смотрел ей прямо в глаза.
— Знаете, я думал, мое последнее письмо шокирует вас. Разве не так?
Она прокашлялась.
— Нет. Ну… может быть, немного…
— Вы можете снять перчатки, если хотите, — предложил маркиз.
— Зачем?
Он пожал плечами.
Клара с минуту колебалась, глядя на него, затем сглотнула, сняла перчатки и положила их рядом с собой.
Странно, что при их прошлых встречах, может быть, за исключением самой первой, она чувствовала уверенность в себе и становилась смелой и кокетливой. В эту ночь все было по-другому. Она была взволнованной, слабой и неуверенной. Сила была на стороне маркиза.
— Вы никогда не оставались наедине с мужчиной в карете? — спросил он.
Клара приподняла бровь.
— Конечно, нет.
— Обещаю, я попытаюсь сделать этот опыт приятным для вас. Нет причины так нервничать.
Она снова сглотнула и подумала, слышит ли он этот звук.
— Мы поговорим? Или вы сразу поцелуете меня?
Вопрос позабавил его, и он усмехнулся.
— А что бы вы хотели, чтобы я сделал?
— Давайте поговорим, — с излишней поспешностью сказала Клара. — По крайней мере для начала.
Его лицо выражало удовлетворение.
— Так вы не против поцелуев? Рад это слышать. — Он откинулся на спинку сиденья. — Лишь ради приличия я тоже предпочитаю сначала поговорить. Что вы желаете обсудить?
Клара задумалась.
— Ну, поскольку я здесь, в вашей карете в два часа ночи, то я думаю, правила приличия уже ни к чему и мы можем не говорить о погоде.
— Бесспорно.
— Тогда я хотела бы задать вопросы, которые, как говорят, в приличном обществе считаются слишком смелыми. Я бы хотела побольше узнать о вас, лорд Родон. Мне бы хотелось узнать о вашей семье, вашем доме и вашем детстве. И узнать больше о ваших любовных похождениях.
Он едва заметно улыбнулся. Разговор по-прежнему забавлял его.
— Я принимаю игру, если вы обещаете оказать мне такую же любезность.
— Буду рада сделать это.
Он небрежно смахнул локон с ее лба. От этого прикосновения по ее телу пробежала дрожь.
— С чего я должен начать?
— Где вы учились?
Сегер рассказал, что посещал Чартерхаус и что был исключительно прилежным учеником.
— И хорошо себя вели?
— Я был образцовым учеником, любимцем учителей и классных старост. Я был одним из тех немногих счастливчиков, которых никогда не секли розгами.
— Безусловно, это достижение, но я не назвала бы это удачей, если вы хорошо себя вели. А в университете вы учились?
— Да, я учился в Кембридже, затем на несколько лет уехал за границу, в Париж и Индию. — Он рассказал ей о своих путешествиях, о том, что видел и делал.
Клара с жадностью и интересом слушала обо всем. Она быстро забыла, что пришла сюда побольше узнать о нем и решить, безнадежен он или нет. Но сейчас она испытывала почти удовольствие.
