– Через несколько недель я выйду замуж, но я не имею ни малейшего представления, чего ожидать и что от меня потребуется, – она опустилась на колени рядом с его стулом, глядя на него снизу вверх, и в ее голубых глаза сейчас было больше страха, чем гнева. – Это так ужасно – я имею в виду то, что происходит в супружеской постели, – что все боятся рассказать мне об этом?
– Нет, конечно…
– Тогда почему вы не объясните это мне?
Она сжала его бедро обеими руками, ее запрокинутое лицо выражало разочарование:
– Мама заставила меня пообещать, что я выйду замуж только по любви, и тогда все у меня будет прекрасно, сказала она. Видите ли, ее родители пытались заставить маму выйти замуж за мужчину гораздо старше ее, которого она никогда не видела, но к этому времени она уже полюбила моего отца. Они были так счастливы, Бартоломью. Иногда я чувствовала себя лишней, настолько они были поглощены друг другом. И я научилась не скучать в одиночестве, много читала и играла в самые фантастические игры со своими куклами. Но иногда я по-прежнему чувствую себя одинокой. У меня были друзья, с которыми можно было играть, но я не ходила в школу; у меня всегда была гувернантка. После смерти матери моими единственными друзьями остались Андреа и ее брат, Иан, которые жили по соседству. Мы с Андреа часто разговаривали о том, какой же такой большой секрет таится в замужестве, но она знала не больше, чем я. Иан был моложе нас, кроме того, он плохо воспитан. Даже если бы он и знал об этом, я бы его не спросила.
Эри опустилась на корточки:
– Когда мне было пятнадцать, я начала помогать отцу в конторе, как раньше мама помогала ему. Два других клерка были мужчинами, разумеется, и они были старше меня, – она состроила гримаску. – Я полагаю, даже если бы я была мужчиной, они вряд ли бы вели себя дружелюбно, поскольку их босс был моим отцом. А в последние три года мне редко предоставлялась возможность поговорить с другими женщинами, за исключением тети Иды и нашей кухарки Энид.
Бартоломью прервал ее вопросом:
– Разве вы не могли поговорить с кем-нибудь из них?
Эри рассмешила эта идея:
– Тетя Ида упала бы в обморок, а Энид бы уволилась, – ее лицо снова посерьезнело. – Полагаю, я не особенно беспокоилась об этом, поскольку считала, что со мной все будет точно так же, как и с мамой. – Эри выразительно всплеснула руками. – Что бы ни происходило в ее супружеской постели, ей это определенно нравилось.
Бартоломью заерзал на своем стуле, его лицо под загаром густо порозовело. Он попытался вспомнить кого-либо более подходящего, чем он, с кем ей бы лучше поговорить на эту тему, и ему захотелось, впервые с момента их появления в доме Апхемов, чтобы Оливия оказалась здесь, а не в Тилламуке. Он отогнал прочь мысли о Хестер – она считала, что только женщины низших классов открыто говорят о физиологических функциях. Заговорить на эту тему значило предположить, что его жена принадлежит низшему слою общества. Этого она не выносила, поскольку подобное утверждение было бы недалеко от истины, несмотря на все усилия, которые она предпринимала, чтобы убедить окружающих в том, что она хорошего происхождения.
– Вся сложность в том, – Эри снова завладела его вниманием, – что я выхожу замуж за человека, которого не знаю и которого не люблю. Именно поэтому мне нужно знать, что должно произойти. Моя мать согласилась бы с этим. Не так ли, Бартоломью?
Он вздрогнул, когда она снова положила руки ему на колено:
– Да. Вообще-то, я согласен, но, как мне кажется, именно сейчас ваша мать была бы очень расстроена.
– Расстроена? – Эри широко раскрыла глаза. – Почему?
– Потому что сейчас вы собираетесь сделать именно то, чего она умоляла вас не делать никогда.
– Вы имеете в виду – выхожу замуж за мужчину, которого я не знаю? – она нахмурилась. – Но я уверена, мама бы меня поняла.
– Боюсь, что я вас не понимаю. Она долго молча смотрела на него:
–Если я расскажу вам, почему должна выйти замуж за мистера Монтира, вы ответите на мой вопрос?
Чтобы скрыть свое замешательство, он взял свою чашку со стола и сделал глоток. Он сжал губы, прочистил горло раз и другой, чувствуя себя медведем, задняя лапа которого угодила в капкан:
– Эри, если бы ваша мать считала, что вам следует знать все, она бы вам рассказала все сама.
Эри в отчаянии заколотила кулачками по бедрам:
– Но она умерла! Я знаю, что она бы рассказала мне, если бы прожила подольше. Когда я спросила, откуда берутся дети, она откровенно ответила мне. Она объяснила, что мужчины вносят семя в лоно женщины, вот сюда, – Эри показала на свой живот, – и что ребенок растет и развивается здесь, пока не будет готов к рождению. Но я была так молода, что только после ее смерти начала задаваться вопросом – а как мужчины вносят свое семя? Именно это и происходит в супружеской кровати, правда, Бартоломью? Вносится семя?
Бартоломью прикрыл ладонью рот, не зная, плакать ему или смеяться.
– Ну, так что?
Подавив вздох, он кивнул:
– Да, именно это и происходит в супружеской кровати. Вносится семя, – поставив локти на колени, он наклонился к ней. – Но, Эри, это далеко не все, что происходит, и будет лучше, если вы узнаете об этом от… от своего мужа, – он уже собирался было сказать: «от мужчины, которого вы любите», но мысль о том, что этим мужчиной будет не он, причинила ему такую боль, что он попросту не мог продолжать.
Снова став на колени, она положила свои руки на руки Бартоломью:
– Вы – мой друг, Бартоломью. Я привыкла быть рядом с вами, я чувствую себя с вами уютно и в безопасности. Я хочу, чтобы именно вы рассказали мне об этом.
– Боже милосердный! – он провел рукой по глазам, чувствуя, как железные зубья капкана впиваются в его плоть. То, что он произнес имя Господне всуе, было явным признаком того, что он находится в расстроенных чувствах. Ему нужно было время подумать.
– Мы договорились, что сначала вы расскажете, почему должны выйти замуж за Причарда.
С облегчением выдохнув, Эри снова опустилась на корточки:
– Хорошо, но вы должны пообещать мне, что никому не скажете ни слова из того, что я вам расскажу, без моего разрешения.
Слабо махнув рукой в знак согласия, он сказал:
– Обещаю. А теперь рассказывайте.
Эри аккуратно расправляла свои юбки, возясь буквально с каждой складкой, и решала, как лучше объяснить свое положение Бартоломью. От усердия она нахмурила брови и беспрестанно покусывала нижнюю губу. Стоит ли рассказывать ему все? Не посчитает ли он делом чести рассказать обо всем своему племяннику? Что ей делать, если мистер Монтир решит, что не хочет иметь дела ни с ней, ни с той опасностью, которая может последовать за ней в его уединенный уголок на побережье Орегона? Тогда она останется совсем одна, ей некуда будет податься и некому будет ее защитить.
