Вечерние сумерки сгущались, а Зоя, застыв у берега, не могла решиться на возвращение в поместье. Вначале у нее был порыв прибежать и немедленно во всем признаться Таисии, чтобы та могла послать слуг в погоню за похитителями. Но в спешке она внезапно оступилась на скользком камне и подвернула ногу. Застонав от боли, Зоя присела, потирая пострадавшую щиколотку, и эта непредвиденная остановка дала новое направление ее мыслям. Женщина рассудила, что выдавать генуэзца ей ни в коем случае нельзя: во-первых, это означает выдать и самое себя, а во-вторых, Нероне в случае опасности может еще и избавиться от девочки. Связанная с ним общим преступлением, Зоя была бессильна что-либо предпринять. В конце концов она мысленно успокоила собственную совесть: «Если генуэзец украл девочку с целью выкупа, то рано или поздно он объявится. А если решил продать ее туркам, то лучше родителям об этом и не знать».
Прихрамывая, молодая женщина пошла к поместью, на ходу обдумывая, как себя вести и что сказать. Она сочинила версию, которая казалась ей достаточно правдоподобной и безопасной на тот случай, если Нероне все-таки вернет девочку домой. Но для того, чтобы рассказ ее выглядел естественным, Зое пришлось запастись изрядной долей притворства.
Она явилась в док с испуганным и взволнованным видом и, задыхаясь, объявила вышедшей навстречу Таисии:
— Примавера... там, возле моря...
— Что случилось?! — побледнев, вскрикнула Таисия.
— Она... она вырвалась от меня, погналась за ящерицей, взбежала на утес, и я не могла ее догнать... Я так спешила, что подвернула ногу... вот. — Зоя приподняла юбку, показав распухшую лодыжку. — Потом я только услышала, как девочка закричала — и все, дальше она исчезла из виду...
— Так что же с ней случилось? Где она? — Таисия, подскочив к Зое, тряхнула ее за плечи. — Говори, что с Верой!
— Боюсь, что она упала со скалы в море, — пряча глаза, пробормотала Зоя. — Простите, что я не смогла ее догнать, не смогла удержать... она такая прыткая...
— Как же ты посмела увести ее за пределы поместья?! — крикнула Таисия, продолжая трясти Зою. — Мы никогда не выпускали детей без охраны!
— Но я ведь не знала, я не думала, что она убежит... — лепетала Зоя, вяло отстраняясь от Таисии.
— Примавера, крошка моя!.. — Таисия, отпустив Зою, в изнеможении упала на стул. — Но надо ведь ее искать! Надо спасать!..
— Сейчас... я сейчас распоряжусь, скажу слугам, — бормотала Зоя, отступая к выходу.
— Зачем ты пришла в наш дом, ты принесла несчастье! — крикнула ей вслед Таисия.
В этот момент дверь комнаты роженицы распахнулась и оттуда, держась за стену, вышла бледная, с искаженным лицом Марина.
— Что с Верой?.. — задыхаясь, спросила она. — Я слышала разговор... Где моя девочка, что с ней?..
Таисия, превозмогая боль в груди, кинулась к дочери, готовой рухнуть на пол без чувств. Через несколько секунд прибежали Агафья с Файзой и помогли увести Марину обратно в комнату, уложить на постель.
А тем временем Энрико, оповещенный Зоей о несчастном происшествии, собрал людей на поиски Примаверы, которая, по предположениям, могла упасть со скалы. Слуги во главе с Энрико, несмотря на вечерний сумрак, обследовали всю прибрежную полосу моря на лодке и вплавь, осмотрели также весь берег, все расщелины скал, — но, разумеется, не обнаружили никаких следов исчезнувшего ребенка. А по некоторым приметам ночью мог начаться шторм, что делало дальнейшие поиски совершенно безнадежными.
Зоя видела, что даже слуги косятся на нее с неприязнью, а уж показываться на глаза Марине, Таисии и особенно Донато ей и вовсе было страшно — ведь отныне семья Латино волей-неволей будет видеть в ней виновницу несчастья.
Она приковыляла в дом, где в это время Таисия, успокоив проснувшегося Романа, вновь метнулась в комнату дочери. Зоя, остановив измученную женщину на полпути, стала растерянно бормотать в свое оправдание, что ни в чем не виновата, что сама готова сквозь землю провалиться от горя и что девочка, может, еще и найдется. Таисия бросила на незваную гостью взгляд, полный гнева и боли, и Зоя торопливо, бочком отступила к выходу.
В этот момент из комнаты роженицы вышла Агафья и объявила:
— Девочка!
— А как Марина? — кинулась к повитухе Таисия.
— Жива, слава Богу, — ответила Агафья усталым голосом и вытерла пот со лба.
Дальше Зоя не стала задерживаться в доме и, перекрестившись, выскользнула во двор. Несмотря на наступившую темноту, она спешила покинуть поместье, в которое невольно принесла беду.
Между тем Таисия, почувствовав недоговорку в словах повитухи, тревожно обратилась к ней:
— Скажи мне правду, что-то не так?
— Девочка здорова, и у Марины, слава Богу, кровь удалось остановить. Но только... — Агафья замялась. — Боюсь, что после такого, Как она сегодня пережила... боюсь, что у нее, может, больше не будет детей.
Таисия подавила тяжелый вздох.
— Но ты, Агафья, не говори ей об этом. Хватит с нее и других потрясений.
Войдя в комнату Марины, Таисия поцеловала дочь и склонилась над крошечным пищащим сверточком, который молодая мать бережно придерживала возле себя рукой.
— Мы с Донато решили, что, если родится девочка, назовем ее Аврелией, — прошептала Марина. — Как жаль, что Донато сейчас в отъезде... А Примавера... Верочка нашлась?
Лицо Марины казалось белее подушки, на которой она лежала. Таисия, не решившись сразу открыть дочери правду, осторожно отодвинула с ее лба слипшиеся от испарины волосы и с вымученной улыбкой ответила:
— Энрико со слугами ищут ее. Знаешь ведь, какая она непоседа и озорница: наверное, убежала куда-нибудь, вздумала играть в прятки. Такое ведь и раньше с ней случалось. Ничего, найдут. А ты поспи, доченька, отдохни. Тебе теперь надо набраться сил для своей маленькой Аврелии.
Марина ничего не ответила и, закрыв глаза, погрузилась в спасительное забытье.
Плавание из Константинополя в Кафу, несмотря на яркость весенних дней, было для Ринальдо Сантони окрашено в куда более мрачные цвета, нежели его предыдущая дорога из Кафы в Константинополь, полная опасностей и бурь. Ведь тогда, хмурой ненастной осенью, он был полон надежд на будущее, а сейчас, солнечной весной, подавлен грузом разочарований.
А ведь все начиналось так радостно и волнующе...
Приехав в Константинополь, Ринальдо продал часть своей добычи, чтобы купить роскошный подарок Гайе, которую теперь надеялся назвать своей невестой. Но, когда он пришел к дому любимой девушки, ее родители ему объявили, что их дочь вышла замуж за богатого и знатного мессера Колино и скоро уезжает с ним в Геную. Потрясенный Ринальдо сперва не поверил их словам, думал, что они принуждают дочку к браку с генуэзцем. Потом, рискуя нарваться на скандал, он подстерег Гайю возле церкви и потребовал у нее ответа. И красавица, ничуть не смутившись, с приветливой улыбкой объяснила ему, что долго размышляла после их разлуки и пришла к выводу, что для любой женщины важна в жизни надежность, а стать женой почтенного мессера Колино — это, уж конечно, надежней, чем разделить судьбу корсара, пусть даже такого привлекательного, как Ринальдо. Но при том, добавила Гайя, она отнюдь не отказывается от своих слов о любви, и ее замужество не помешает им с Ринальдо тайно встречаться, а даже будет придавать этим встречам особую остроту. Однако Ринальдо заявил, что хотел видеть Гайю своей женой, а для плотских утех он теперь скорее предпочтет шлюх из портовой таверны, потому что они, по крайней мере, честнее иных знатных дам. Гайю оскорбила такая грубость, но Ринальдо, если бы мог, оскорбил бы ее еще сильнее, потому что слишком велика была его душевная боль.
