– Это фараон Хафре, – сказал граф Полонски, остановившись рядом с ней. – Он сын Хеопса и строитель второй по величине пирамиды в Гизе.
– Хафре… Его же считали и создателем великого сфинкса, – добавила Элизабет, разглядывая иероглифы, выбитые на темном диорите постамента.
– Я вижу, вы хорошо выучили историю Египта.
Несмотря на свои обширные знания, Элизабет ответила скромно:
– Немного.
Ей хотелось протянуть руку и прикоснуться к казавшемуся живым изваянию, однако она не позволила себе такую вольность. В конце концов, это ведь был фараон! Богоравный правитель. Хафре хотя и был человеком, но далеко не простым.
Граф тем временем добавил:
– Эта статуя относится примерно к 2500 году до нашей эры. Ее нашли рабочие, когда вели раскопки в долинном храме Гизы пятнадцать лет назад.
Элизабет стояла, глядя на изображение сидящего человека в традиционном уборе и с бородой, символами царского величия. По бокам трона были изображены два льва, олицетворяя власть и защиту, которой облечен фараон. Ей показалось, что взгляд Хафре устремлен куда-то вдаль, мимо простых смертных, которые будут смотреть на него.
Она невольно содрогнулась. Древние фараоны верили, что будут жить вечно. Возможно, в некотором смысле они добились именно этого: вечной жизни. Ведь она смотрела сейчас на человека, который жил более четырех тысячелетий назад.
– Ах, вот и наш проводник! – воскликнул Андре Полонски.
– Доброе утро, леди и джентльмены. Добро пожаловать в Музей Египта, – произнес их будущий экскурсовод на идеально правильном английском. – Я буду рад и счастлив показать вам самые замечательные экспонаты из собрания нашего музея.
– Вы очень любезны, сударь, – сказал граф.
– В первом зале, который мы посетим, хранятся сокровища царицы Аххотеп, найденные в 1859 году служащими Огюста Мариетта, основателя Службы древностей и этого музея. В числе сокровищ – золотые церемониальные топорик и кинжал, принадлежавшие фараону Ахмосу из восемнадцатой династии, золотая и серебряная барки, браслеты на запястья и лодыжки, подвески и ожерелья из золота и серебра с полудрагоценными камнями и золотой воротник фараона, который весит свыше 8640 граммов.
Все присутствующие изумленно ахнули. Экскурсовод широко улыбнулся. Видимо, то была обычная реакция на его слова, и она доставляла ему удовольствие.
– Будьте любезны следовать за мной.
Они все гуськом затрусили за проводником, переходя из зала в зал, из здания в здание. Элизабет пыталась запомнить все, что видела и слышала, но впечатлений оказалось великое множество… А ведь она столько читала об этих реликвиях и их прежних владельцах!
В конце концов путешественники оказались в высоком вестибюле, заполненном стеклянными витринами, – здесь была выставлена внушительная коллекция папирусов.
Элизабет нагнулась и стала рассматривать хрупкий кусок бумаги. Это оказался редкий список древней «Книги мертвых», самого почитаемого из всех религиозных текстов Древнего Египта. Считалось, что одного его достаточно, чтобы обеспечить фараону жизнь в потустороннем мире.
Элизабет была охвачена благоговейным восторгом. Она едва осмеливалась дышать. И когда почувствовала, что кто-то заглядывает в витрину через ее плечо, ей не понадобилось оглядываться, чтобы определить, кто это. Она просто знала.
– Они были богами или людьми? – спросил Джек. Голос его был особенно глубоким, каждое слово произносилось медленно.
– Думаю, все-таки людьми – считавшими себя богами, – ответила Элизабет, пока они шли к следующей витрине.
Там оказалось письмо, которое много столетий назад любящий сын написал своему отцу, принц – своему правителю, фараону. Рядом с папирусом лежал написанный от руки по-арабски и по-английски текст этого послания.
Молодые люди перешли к витрине поменьше, которая пряталась в углу огромного зала. Освещение здесь оказалось плохим, и Элизабет понадобилось несколько мгновений, прежде чем она поняла, на что смотрит. А когда разглядела, ее бросило в жар от стыда. На папирусе были не только иероглифы, но и рисунки – бог-фараон и его царственная супруга занимаются любовью.
– Видите, в чем-то они похожи на нас, – заметил Джек.
Элизабет глазам своим не верила и в то же время не могла отвести взгляда от эротического папируса, где был изображен акт любви мужчины и женщины во всех его бесчисленных вариациях!
Из паха царственного мужчины торчал огромный член. Женские груди тоже казались неестественно большими, а их острые вершины были раскрашены ярко-вишневой краской. Элизабет вспомнила, что в одном трактате из библиотеки Стенхоуп-Холла она читала: женщины Древнего Египта имели обычай румянить соски.
Девушка потрясение смотрела на иллюстрации. Была выставлена целая серия рисунков – мужчина вставляет свой жезл в женщину спереди, сзади, лежа на ней, стоя рядом с ней, когда они оба сидят, когда она встала на колени, широко открыв рот… Дальше описывалось, что мужчина может сделать женщине с помощью языка и огромного количества самых разных предметов.
Элизабет стало нестерпимо душно. Не может быть, чтобы мужчина и женщина занимались такими ужасными вещами!
Джек рассмеялся. Казалось, его нисколько не смущал этот непристойный папирус.
– У меня такое чувство, что древний писец, составлявший этот папирус, получил немалое удовольствие от своей работы. Вы со мной согласны, милая Элизабет?
Девушка не ответила – она просто не в силах была говорить.
– Вам нехорошо? – осведомился стоявший рядом с ней Джек. В его голосе уже не звучала насмешка. – Вы вдруг побледнели как смерть.
Она тряхнула головой – это не было ни отрицанием, ни согласием – и стремительно побежала к выходу из зала.
Каблучки застучали по мраморному полу.
– Элизабет, куда вы? – окликнул ее Джек и потом откровенно выругался: – А, дьявол и вся преисподняя!
Она была с этим полностью согласна. Именно дьявол и вся преисподняя.
В коридоре Элизабет замедлила шаги и постаралась дышать ровнее. Она и представить себе не могла, что мужчина и женщина могут заниматься подобными вещами. Это ужасало. Это удивляло. Это… манило.
Девушка бессильно прислонилась к стене и крепко зажмурилась. Ее сердце отчаянно билось. У нее дрожали руки. Больше того – она дрожала всем телом. Оставаясь честной, она должна была признаться себе, что при виде этих эротических рисунков испытала отнюдь не возмущение. Она почувствовала любопытство.
Выпрямившись, Элизабет впервые с того момента, как убежала от Джонатана Уика, огляделась по сторонам. Это была незнакомая часть музейного комплекса, которую они еще не осматривали.
