— Побереги ты себя, батюшка баринъ, не загуби сгоряча, — говорили ему мужики, провожая его. — Послалъ бы лучше насъ, мы-бъ тебѣ добыли и женушку твою, и обидчика, на арканахъ бы привели обоихъ да тутъ бы вотъ и казнили.
— Пошелъ! — крикнулъ Лука Осиповичъ Яшкѣ, вскакивая въ сани и не слушая мужиковъ. — Гони до уѣзда во весь духъ, а тамъ я ямскихъ возьму, курьерскихъ.
Мужики постояли, погоревали и разошлись, заперевъ господскій домъ и оставивъ старосту Игната домовничать и хозяйничать. Два мужика и дворовый парень Ефимъ, чувствовавшій себя очень виноватымъ, самовольно отлучились и поѣхали слѣдомъ за бариномъ.
— Можетъ, мы понадобимся ему тамъ, голубчику, — говорили они.
Пріѣхавъ въ Москву и остановившись на постояломъ дворѣ, Лука Осиповичъ, не попивъ даже чаю, поѣхалъ разыскивать Черемисова. Въ ту пору сдѣлать это было не такъ легко, какъ теперь, — адресныхъ столовъ тогда не было, — но кое какъ Лука Осиповичъ нашелъ квартиру гусара и явился туда грозный, готовый на все.
Черемисова въ Москвѣ не оказалось.
— Гдѣ же онъ? — спросилъ Лука Осиповичъ у двороваго человѣка Черемисова, заспаннаго и полупьянаго парня.
— Уѣхамши.
— Куда, лѣшій ты этакій, „уѣхамши“?
— Къ господамъ какимъ то, къ помѣщикамъ. Наѣхали нонѣ поутру какіе то господа, подняли барина съ постели и увезли.
Лука Осиповичъ сдержалъ свое бѣшенство, досталъ изъ кошелька серебряный рубль и подалъ парню.
— Вотъ тебѣ на водку, любезный, — ласково сказалъ онъ, потрепавъ парня по плечу. — Вижу я, что ты хорошій малый, еще тебѣ на водку золотой дамъ, а ты мнѣ поразскажи кое что о баринѣ своемъ. Ты у него одинъ слуга?
— Никакъ нѣтъ, сударь. Я ихній крѣпостной, изъ вотчины папепька ихній меня отпустили, когда баринъ въ полкъ поѣхалъ, ну, и состою, а главнымъ при нихъ — деньщикъ ихній, Бондаренко.
— Онъ гдѣ же теперь?
— Съ бариномъ уѣхамши. Онъ завсегда съ бариномъ.
— Мордастый этакій, съ большими усами?
— Такъ точно, съ усами.
— Ну, скажи же мнѣ, любезный, вотъ что: твой баринъ привезъ сюда какую нибудь барыню изъ уѣзда?
— Барыню?
Парень почесалъ затылокъ.
— Много къ нимъ ходитъ и ѣздитъ всякихъ мадамовъ, сударь. Есть изъ простого званія, мѣщаночки тутошнія, швейки, а то вотъ актерки тоже ѣздятъ, но бываютъ и благородныя, а только словно бы не изъ уѣзда, а тутошнія.
— Онъ уѣзжалъ куда нибудь на дняхъ?
— Да онъ и дома то, почитай, не бываетъ, сударь. Завернетъ иногда, переодѣнется и опять его нѣтъ день, два, недѣлю. Какъ вотъ пріѣхали изъ полка въ отпускъ, такъ все и живетъ.
— Можно мнѣ взглянуть на его комнаты, любезный?
— Почему же не взглянуть? Пожалуйте. Хоромы у насъ не ахти какія, сударь, по холостому живемъ.
Лукѣ Осиповичу захотѣлось взглянуть на комнаты Черемисова, чтобы найти какую нибудь улику, какое нибудь доказательство, — носовой платокъ Катерины Андреевны, принадлежность туалета, вещицу какую нибудь. Если пропавшая жена была здѣсь, то очень вѣроятно найти какой пибудь слѣдъ. Увы, ничего подобнаго не было. Три комнаты, занимаемыя гусаромъ, представляли изъ себя не то казарму, не то покинутое какимъ нибудь лихимъ малымъ жилище. Тамъ и сямъ стояли раскрытые ломберные столы со слѣдами мѣла на сукнѣ, всюду валялись порожнія бутылки, по угламъ стояли трубки съ длинными чубуками, сабли, нагайки, кивера, фуражки; въ залѣ стояло на козлахъ сѣдло, другое сѣдло валялось на диванѣ въ гостинной; пепелъ изъ трубокъ былъ на столахъ, и на окнахъ, и на полу. Въ спальной, съ широкою кроватью, покрытой персидскимъ ковромъ, были разбросаны по стульямъ венгерки, доломаны, чикчиры, ташки, бѣлье, на стѣнѣ висѣло оружіе; въ прочихъ комнатахъ стѣны были голы, и только чернѣли на нихъ ямки отъ пуль: жилецъ, вѣроятно, упражнялся отъ нечего дѣлать стрѣльбою въ цѣль изъ пистолета. Никакихъ „слѣдовъ“ Лука Осиповичъ не нашелъ. Что оставалось ему дѣлать? Онъ ѣхалъ сюда съ твердымъ намѣреніемъ сейчасъ, сію же минуту вызвать Черемисова на дуэль, но теперь это намѣреніе казалось ему страннымъ, нецѣлесообразнымъ. За что онъ подставитъ лобъ подъ пулю своего обидчика? Для того развѣ, чтобы тотъ убилъ его и безпрепятственно владѣлъ его женою? Нѣтъ, онъ сперва узнаетъ: силой увезъ Катерину Андреевну Черемисовъ или по ея согласію? Если она убѣжала съ гусаромъ, такъ онъ ее убьетъ, да, ее, — змѣю, согрѣтую на груди, а потомъ ужъ сведетъ счеты и съ нимъ, съ обидчикомъ, а если онъ увезъ ее силой, укралъ, разбоемъ отнялъ, такъ онъ недостоинъ того, чтобы съ нимъ стрѣляться дворянину и офицеру. Разбойника надо или просто убить, какъ бѣшеную собаку, или предать въ руки правосудія и отнять у него его жертву, спасти ее.
— Не могла моя Катенька убѣжать, не могла, — вслухъ подумалъ Лука Осиповичъ.
— Какъ изволите говорить? — спросилъ парень.
Лука Осиповичъ не отвѣчалъ ему, вышелъ на улицу, сѣлъ въ извощичьи сани и велѣлъ везти себя къ коменданту. Тамъ найдетъ онъ защиту, тамъ скажутъ ему, что дѣлать, тамъ помогутъ отнять жену у похитителя. Забывъ, что онъ въ дорожномъ костюмѣ, въ медвѣжьихъ сапогахъ, немытый, небритый, Лука Осиповичъ поѣхалъ къ коменданту съ твердымъ намѣреніемъ добиться аудіенціи во что бы то ни стало. Проѣхавъ улицу, онъ увидѣлъ ѣдущаго на парѣ съ отлетомъ Черемисова. Живописно драпируясь плащемъ, заломивъ на бекрень киверъ, ѣхалъ гусаръ, гордо посматривая на идущахъ мимо прохожихъ и улыбаясь хорошенькимъ женщинамъ.
— Стой, стой! — закричалъ своимъ зычнымъ голосомъ Лука Осиповичъ и на ходу выскочилъ изъ саней.
Черемисовъ замѣтилъ его, двинулъ бровями, подумалъ одну секунду и приказалъ кучеру, остановиться. Лука Осиповичъ подбѣжалъ къ нему и схватилъ могучею рукой возжи у кучера.
— Что сіе значитъ, государь мой? — гордо спросилъ Черемисовъ.
— Это значитъ то, что я убью тебя сію минуту!.. Ты укралъ мою жену?
Черемисовъ безпокойно оглянулся кругомъ. Народъ на панеляхъ остановился и съ удивленіемъ глядѣлъ на происходившее.
— Ты укралъ мою жену? — повторилъ Лука Осиповичъ, задыхаясь.
— Государь мой, добропорядочные люди не дѣлаютъ такъ, какъ дѣлаете вы, — отвѣтилъ Черемисовъ. — Пришлите ко мнѣ секундатовъ, и я дамъ вамъ сатисфакцію...
— Какъ собаку убью я тебя безъ всякой сатисфакціи! — бѣшено крикнулъ Лука Осиповичъ. — Гдѣ моя жена? Гдѣ она?
Черемисовъ опять оглянулся кругомъ. Толпа уже двинулась съ панелей и окружила сани. Отъ сосѣдней будки бѣжалъ буточникъ, какой то офицеръ въ треугольной шляпѣ съ плюмажемъ звалъ рукою идущихъ мимо солдатъ.
— Жена ваша уѣхала къ моему полку въ Польшу, — проговорилъ Черемисовъ. — Извольте отойти и ищете удовлетворенія, а это не болѣе, какъ пассажъ, который обоихъ насъ конфузитъ.
