— Я… я думала, Присцилла рассказала тебе.
— Присцилла? Откуда ей знать, что ты здесь? — Опершись на трость, он встал со скамейки и мрачно посмотрел на нее с высоты своего немалого роста. — О Присцилле мы поговорим позже. Что ты здесь делаешь, Фелисити? Отвечай!
Она хотела отступить, но он поймал ее за руку и удержал.
— Моя мать сидит в этой тюрьме, — сказала она, вжав голову в плечи.
— Твоя мать?!
Фелисити никогда не рассказывала о своей матери. Упоминала только, что ее воспитывала тетка.
Она кивнула.
— Ее обвиняют в мошенничестве, хотя суда еще не было.
— А она виновна? — осведомился Грант.
— Я… я не знаю. — Она опустила взгляд в землю. — Я просто приношу ей еду, чтобы она не голодала.
— Что ж, сегодня ты сделала это в последний раз. Я уверен, что их там кормят. — Он взял ее за руку. — Идем.
Она уперлась и выдернула руку.
— Ты не знаешь, как там живется! — сердито крикнула она. — Мать очень слаба, но ей приходится бороться, чтобы выжить!
Немало удивленный таким взрывом, Грант снова потянулся к ее руке, но она вывернулась.
— Я прослежу, чтобы она не голодала, но отныне ты прекратишь сюда приходить. Что, если мой отец узнает об этом? Что он подумает о моей жене?
— Сомневаюсь, что это что-то изменит. Ведь не я сижу в тюрьме. — Она отошла на несколько шагов и ткнула в него пальцем: — Я люблю тебя, Грант, потому что знаю, каким человеком ты можешь быть… И я не перестану приходить в Ньюгейт к матери, чего бы это мне ни стоило.
Грант двинулся к ней, но она сорвалась с места, забежала за угол и исчезла. Несколько часов бродил он по улицам и переулкам, но так и не нашел ее. В конце концов он решил, что она нашла извозчика и вернулась домой.
Грант ворвался в дом, с грохотом захлопнув за собой дверь. Когда он вошел в гостиную, Локлен торопливо прятал тайком пронесенную в дом газету, которую до этого читал.
— Где она? — загремел Грант.
Локлен боязливо втянул голову в плечи.
— Господи, кто?
— Моя жена.
— Я ее не видел. Может, она еще спит?
— Нет, она сегодня ни свет ни заря встала, не разбудив меня, и отправилась в Ньюгейт!
Локлен выставил вперед ладони.
— Погоди-ка, остынь немного. Расскажи все по порядку.
— Она поехала в Ньюгейтскую тюрьму. Я проследил за ней.
— А до этого? Насчет «встала, не разбудив тебя».
— А что насчет этого? Мы все-таки муж и жена. Локлен вскочил с кресла и сосредоточенно потер пальцами лоб.
— Значит, вы спали вместе… Что, без одежды? Вопросы брата начали порядком раздражать Гранта.
— Да, голые. Мы были близки.
— О боже, что я наделал! — Локлен стал метаться по комнате; — Я не подумал… О, черт!
— Чего это ты так разволновался? Ты что, не услышал меня? Фелисити сегодня утром тайно ездила в Ньюгейтскую тюрьму… К матери!
— Ты погубил Фелисити! И я в этом виноват!
По телу Гранта пробежал неприятный холодок.
— Локлен, ну-ка сядь и расскажи, что ты имеешь в виду.
— Я имею в виду то, что я солгал. Вернее, не то чтобы солгал, просто не сказал тебе вчера всю правду. — В глазах Локлена был неподдельный страх. — Откуда мне было знать, что ты уложишь ее в кровать так быстро? Я просто хотел, чтобы у тебя было время узнать ее получше, полюбить ее.
Чувствуя, как в сердце начинает заползать ужас, Грант бросился к Локлену.
— Говори же!
Тот весь сжался и рванул со стола подсвечник, готовый отбиваться.
— Ты не женат на Фелисити!
Неожиданно тело Гранта как будто разом лишилось всех сил. Он замер.
— Поверь, Грант, я не хотел этого. Я далее не представлял, что у вас уже такие отношения. — Локлен поставил подсвечник на стол и повел Гранта к дивану.
— Что на самом деле сказал адвокат, Локлен?
— То, что я тебе и говорил: признать брак недействительным невозможно. — Он сглотнул. — Потому что по закону ты не женат.
— Но ты говорил, квакерам не нужна лицензия для заключения брака. Я точно помню, как ты это говорил!
— Так и есть, но ты-то не квакер. Ты англиканец. Чтобы жениться, тебе нужна лицензия. — Локлен похлопал брата по плечу, успокаивая.
В мозг Гранта впились тысячи иголок, его затошнило. Потрясенный услышанным, он поднял глаза на брата.
— Фелисити… Она это знала…
— Нет, Грант. Я ни за что в это не поверю. Этого не может быть. — Он замотал головой. — Она честная женщина.
— Она обманула меня, умолчав о том, что ее мать сидит в тюрьме. Зачем ей было лгать?
— Она солгала… или просто никогда не упоминала об этом?
Грант задумался.
— Не упоминала.
— И наверное, потому что догадывалась, как тебе это не понравится, — сделал вывод Локлен. — Я уверен, она думает, что у вас законный брак. Она не обманывает тебя.
— Ты прав. — Голова Гранта поникла. — Но это означает, что я погубил ее.
Фелисити выплакала все слезы, которые в ней оставались к тому времени, когда вернулась на Гроувенор-сквер. Грант заставил ее думать, что любит ее, но, как только между ними пробежала черная кошка непонимания, позабыл о любви.
Извозчик, которого она взяла в Ньюгейте, довез ее до Гайд-парка. Там она прошлась вокруг озера Серпентайн, пытаясь разобраться со своими растревоженными чувствами. Она любила Гранта, но сомневалась, что он любит ее.
Вернувшись домой на закате солнца, она уже была истощена как физически, так и эмоционально. Открыв дверь и повесив ротонду на крючок, она услышала у себя за спиной стук трости.
— Фелисити, — раздался голос Гранта. — Нам нужно поговорить.
Девушка уронила руки, медленно, не смотря на него, прошла в гостиную и села на диван.
— Сегодня я получил тревожное известие, — решительно начал он.
— Я не могу отказаться от матери.
— Ты не поняла. Я говорю не об этом, хотя, должен признаться, меня порядком удивило то, что ты не рассказала мне о ней раньше, что ты скрыла это от нашей семьи, зная наши обстоятельства.
Она подняла на него глаза, но закусила губу, сдерживая слова, которые вступили бы в противоречие с его обвинениями. Присцилла стала ей сестрой во всех смыслах, и она не собиралась приносить ее в жертву.
— Если речь не о заключении матери, то я не знаю, что еще, связанное со мной, может касаться тебя.
Грант набрал полную грудь воздуха и решительно выдохнул. Фелисити думала, что он сядет, но Грант не сел, а начал ходить по комнате.
— Я узнал от Локлена, что он сказал не всю правду, когда сообщил мне, что наш брак нельзя аннулировать.
Она подняла брови, ожидая объяснения.
