— Наступай! — приказал Ричард Перкинсу.
Оруженосец в нерешительности переминался с ноги на ногу.
— Ну давай же. В чем дело? Боишься, что ли? — раздраженно спросил Ричард.
— Нет, милорд.
— Начинай! Не хочешь же ты оставаться оруженосцем до конца своей жизни?
— Я не вижу в этом ничего страшного, если буду служить только вам, — заморгал Перкинс.
От этой трогательной преданности оруженосца Ричард почувствовал спазм в горле, ибо все, кого он любил, когда-нибудь да предавали его.
— В один прекрасный день, Перкинс, ты сам станешь рацарем. У тебя будет свой оруженосец и пажи. На поле битвы ты завоюешь славу. Может случиться, что когда-нибудь ты поднимешь меч и на меня.
Перкинс в недоумении вытаращил глаза.
— Нет, что вы, милорд! Никогда! Вы же были мне вместо отца!
— Ты считаешь, семейные узы могут помешать воткнуть кинжал в спину? — Ричард, откинув голову, разразился истерическим смехом, желая заглушить гложущую сердце боль, которую с такой жестокостью причинила ему Тэсс. Эхо вторило ему.
— Милорд, что это на вас нашло? — спросил удивленный Перкинс, когда Ричард успокоился.
— Ничего особенного, просто мне весело. Сколько я себя помню, предательство сопровождало меня всю жизнь. Первым был дядя Дэзмонд, затем — Хэл, а сейчас вот — Тэсс. Ты готов, Перкинс?
Перкинс, поборов сомнения, поднял меч.
— Готов!
— Смерть врагам, — взревел Ричард, бросаясь с мечом на Перкинса.
Парнишка умело отразил удар и был готов к следующему.
— Хороший мальчик, — с азартом кричал Ричард. — Защищайся, Перкинс, не то я убью тебя, ей-богу!
— Попробуйте, — игриво ответил оруженосец.
Ричард делал выпады один за другим, но каждый раз юноша умело отражал удары. Ричард чувствовал гордость за своего оруженосца.
Но мысли о Тэсс не давали ему покоя. Как могла эта женщина, которой он предложил и сердце и любовь, быть столь коварной?
Охваченный тяжелыми мыслями, Ричард продолжал атаковать Перкинса. Вдруг оруженосец изловчился и одним сильным ударом выбил у графа меч. Обезоруженный, Ричард стоял как вкопанный, в недоумении сжимая кулаки. В этот момент он желал драки, боя, войны.
— Спасибо, Перкинс, — проговорил он, тяжело дыша.
Перкинс, довольный победой, покраснел от удовольствия.
— За что спасибо, милорд?
— За то, что ты напомнил мне, что не всегда можно победить, — спокойно ответил Ричард, утирая пот со лба. «Не мешало бы поблагодарить также Тэсс и особенно епископа за то, что они подтолкнули меня к войне, в которой пленным не будет пощады», — с яростью подумал Ричард.
— Отец Небесный, прости мои прегрешения… — молился Ричард, готовясь к исповеди.
Было далеко за полночь. После того как Перкинс обезоружил его в поединке, Ричарду было не до сна. Рядом с ним сидел старый священник.
— Давай спокойно побеседуем, мой мальчик.
Слушая голос старца, за столько лет ставший родным, Ричард почувствовал облегчение.
— Отец, вы всегда видели меня насквозь и читали мои мысли. Может, не будем тратить слов попусту, и вы сразу предречете, каким путем мне пойти?
Старик хрипло рассмеялся.
— Я и сейчас вижу тебя насквозь, ты у меня всегда был неисправимым грешником.
Священнику, отцу Джеймсу, Ричард исповедовался с раннего детства. Старец был одет в длинную рясу, собирающуюся складками на его немощной фигуре. Он сидел, скрестив ноги и положив сухонькие руки с шишковатыми суставами на колени. Сквозь морщинистую кожу на висках просвечивали вены. Глядя на Ричарда, старец часто моргал, его подслеповатые глаза казались белыми от катаракты. Он постоянно облизывал пересохшие губы. В ушах у старца пучками росли седые волосы. Дряхлый с виду, старик был мудрым и добрым. В былые времена отцу Джеймсу исповедовались родители Ричарда. Этому священнику Ричард доверял полностью.
Отец Джеймс страдал бессонницей, поэтому ночная исповедь Ричарда его ничуть не смутила.
— Что волнует тебя, сын мой? — тихо спросил он.
— Я должен признаться в предательстве, которое тяготит мою душу.
— Понимаю, пришло время вернуть Мэрли-Вэйл.
— Вопреки королевскому запрету, через несколько дней я пойду войной на епископа Джорджа. Я прошу отпустить мой грех за вероломство по отношению к королю, но не могу поступить иначе.
Ричард знал, что он нарушает клятву, данную человеку, который однажды спас ему жизнь. Он отчетливо помнил, как будто это произошло только вчера, ту жестокую битву на болотах под Уэлшем.
— Господи Всемогущий, Истербай, вставай!
— Хэл, я не могу подняться, — с трудом произнес Ричард. Изо рта у него текла кровь.
Сбитый с боевого коня вражеским мечом, он упал на спину и угодил в трясину. Одетый в тяжелые доспехи, он стал быстро погружаться в болото. Чем больше он боролся, пытаясь выбраться, тем быстрее его засасывало. К счастью, ему на помощь спешил будущий король Англии.
— Держись за руку! — кричал Генрих, наклонившись к земле. Его конь месил копытами торф, едва не наступая Ричарду на голову. Болото булькало, испуская хлюпающие звуки. — Держись за руку, Ричард, держись!
Ричард изо всех сил старался дотянуться до перчатки Генриха, до той самой руки, которая накануне сражения посвятила его в рыцари. «Как все это нелепо, вчера стал рыцарем, чтобы сегодня умереть», — с грустью подумал Ричард.
— Истербай, скорее хватайся за руку!
— Не получается, Хэл! Оставь меня и уходи. Тебе не следует быть здесь одному.
Английское войско гналось по лесу за вражескими рыцарями, бросив отставших Ричарда и принца на болоте. И вдруг вражеские всадники неожиданно выскочили сзади. Узнав принца по доспехам, всадники с гиканьем бросились к нему.
— Уходи, Хэл, иначе тебя возьмут в плен.
— Попробуй ухватиться за мою ногу, — настаивал принц.
С неимоверным усилием Ричарду удалось вцепиться в сапог Хэла. Понукая коня, принц вытащил друга.
— Все в порядке, Истербай!
Лицо принца выражало волю и решительность. Уже тогда, а им было всего по шестнадцать лет, он был грозным воином.
Хэл помог Ричарду взобраться на своего коня, и они сумели уйти от погони. Так человек, которому суждено было управлять Англией, спас Ричарду жизнь. Ричард всегда чувствовал себя в долгу перед Хэлом.
Ричард отбросил тяжелые мысли и глубоко вздохнул.
— Я обязан Генриху жизнью, но никогда не смогу понять, как он смог, целиком посвятив себя церкви, предать самого Бога. То, что сделал Киркингам, бесчестно и грешно, и неважно, что он служитель церкви. Я восстановлю справедливость, несмотря на то, что Генрих расценит это как предательство. Ведь это дело чести, не так ли, святой отец?
