И вдруг Жанна, вытягивавшая шею, словно журавль, схватила дочь за руку:
— Вот он! Это Огюстен Руссо!
Маргарита посмотрела в том направлении, куда указывал палец матери. Руссо уже красовался в седле на сером в яблоках коне. Он держался прямо, широко расправив плечи, на которых, как влитой, сидел голубой камзол. Его лицо было озабоченным, он смотрел туда, где стояли придворные дамы и, казалось, взглядом искал среди них кого-то. Маргарита почувствовала, что у нее перехватило дыхание и легкие готовы были разорваться. Она поняла, что отныне с этим человеком ее соединяют невидимые, но крепчайшие узы, и ее жизнь резко и решительно изменится. Очевидно, Огюстену так и не удалось найти ту, которую он искал, и, повернув голову, он рассеянно скользнул взглядом по толпе деревенских простолюдинов, в гуще которых стояла и она, Маргарита. Взгляд его зеленых, отливавших изумрудом глаз задержался на мгновение на ней, а затем двинулся дальше. У Маргариты душа ушла в пятки; она была покорена им. Ее сердце разрывалось от любви к этому человеку. Разумеется, можно было бы поспорить с данным утверждением, сославшись на то, что все было предопределено с рождения и что романтические повествования Жанны и мифы, рассказанные мадемуазель Принтемпс, подготовили благодатную почву для всходов любви и оставалось лишь заронить семя. Вдобавок к этому Маргарита, превращавшаяся из девочки в юную женщину, отличалась излишней эмоциональностью. Однако сама Маргарита и тогда, и много лет спустя считала, что покажи ей тысячу красивых мужчин там, в лощине, ни один из них не внушил бы ей любовь с первого взгляда так, как это сделал Огюстен Руссо.
В ожидании, пока король сядет на коня и возглавит процессию, Огюстен пытался взглядом найти Сюзанну. Накануне вечером между ними произошла случайная мимолетная встреча, которая опять растревожила его душевную рану. Он наблюдал в салоне Аполлона, как она в числе самых стройных и молодых дам участвовала в балете, состоявшем из изящных поз и передвижения по залу под музыку в определенном ритме. Представления давались трижды в неделю по вечерам, когда король и королева общались со своим двором в непринужденной обстановке. Из развлечений, кроме балета, были концерты, спектакли, бильярд, карточные игры и танцы, и все это происходило в великолепных залах. Слаженность движений балерин, их безукоризненное прохождение по залу, повороты, наклоны и реверансы, сопровождавшиеся приятным шелестом длинных юбок из шелка и атласа, не могли не восхищать зрителей. Иногда все платья были одного цвета и отличались лишь оттенком.
Огюстен украдкой взглянул на короля; ему было интересно знать, порадовал ли этот балет, исполнявшийся впервые, взыскательного монарха. Однако Людовик уделял балеринам лишь часть своего внимания. Огюстен находился достаточно близко к креслу под балдахином, чтобы заметить, как задумчивый взгляд Людовика то и дело останавливался на алькове у окна, где сидели, увлеченные беседой, Жак и мадам Франсуаза де Ментенон, хорошенькая женщина с надменным выражением лица и большими прозрачными глазами, успевшая прославиться своим остроумием, редким здравомыслием и глубокой религиозностью. Она еще не покорилась чарам короля, но он начал оказывать ей преувеличенное внимание, таким образом сделав ее соперницей Атенаис де Монтеспан в борьбе за место главной фаворитки. Кроме того, обеим блистательным конкуренткам приходилось зорко следить и за другими дамами, которые поочередно на короткие промежутки времени завладевали благосклонностью повелителя Франции.
Многие придворные уже побились об заклад, что именно мадам де Ментенон суждено стать следующей официальной любовницей короля, ибо звезда Атенаис де Монтеспан медленно, но верно клонилась к закату.
Поскольку его друг и Франсуаза де Ментенон слишком часто улыбались друг другу, Огюстен решил как бы невзначай подойти к ним и прервать этот премилый разговор тет-а-тет, рассеяв тем самым ревнивые тревоги Людовика. При дворе, где флирт считался в порядке вещей и преобладала атмосфера утонченного разврата, обычно не удивлялись тому, что время от времени кто-нибудь давал волю эмоциям. Это случалось даже тогда, когда для подозрений не было никаких оснований, как сейчас в случае с Жаком, который, будучи большим мастером говорить дамам комплименты, был известен своей исключительной верностью любимой жене. Однако король в эти дни почему-то часто гневался по пустякам. Огюстен был посвящен в причины такого ухудшения настроения монарха, на которого оказывалось сильнейшее давление со стороны церкви, чтобы он умерил свои сексуальные аппетиты или предавался этим удовольствиям не так явно. Франсуаза де Ментенон действовала заодно со священниками. Казалось, что Людовик старался изо всех сил продемонстрировать полное пренебрежение к этим увещеваниям и удовлетворял свою невероятную похоть с любой мало-мальски привлекательной женщиной, на которую ему случалось натолкнуться в пустынном коридоре или салоне. Иногда это могли быть даже служанки и горничные его любовницы, если та являлась в свою спальню слишком поздно.
Жак радушно поздоровался с Огюстеном и предложил:
— Присоединяйся к нам, дружище! Мы здесь затеяли интересную беседу о языке цветов. Мадам де Ментенон является в этой области большим авторитетом.
— У вас есть любимый цветок, мсье Руссо? — спросила с глубокомысленным видом де Ментенон.
— Да. Это простая маргаритка.
Смысл этой шутки был ясен ему одному, потому что Жак вряд ли мог вспомнить ту давнюю историю. Да и сам Огюстен удивился, с чего это ему взбрело в голову назвать именно этот цветок.
Его миссия была исчерпана: опасность возбудить монарший гнев миновала. Людовик облегченно откинулся назад в своем кресле и начал притопывать ногой в такт музыке. Через пару минут к нему вернулась и Франсуаза де Ментенон, а Жак и Огюстен ждали, пока Сюзанна закончит выступление в балете. А когда музыка смолкла, запыхавшаяся и разгоряченная супруга Жака объявила, подойдя к ним, что в зале очень душно и после танцев ей обязательно нужно подышать свежим воздухом. Слуга принес им плащи, и Сюзанна аккуратно заправила свои волосы под отороченный мехом капюшон. Все трое уже собирались покинуть дворец через западный выход, как вдруг Жака окликнул один из его сослуживцев.
— Идите без меня, — сказал он Сюзанне и Огюстену, увидев, что они повернули назад.
Впервые они остались наедине с того самого вечера, когда исступленно занимались любовью на траве в роще. Они оба догадывались, что думают об одном и том же, когда шли по просторной террасе и спускались вниз по ступенькам лестницы, направляясь к дорожке, которая вела между замерзших прудов к водным цветникам.
