Зухра не могла не признать, что речь девушки скромна и разумна. К своему удивлению, она не испытывала к ней прежней враждебности. Быть может, потому, что теперь им было некого делить.
– Кто тебе сказал, что я не признаю превосходства над собой? – полюбопытствовала она.
Джамиля посмотрела на Зухру, и ее взор внезапно сделался таинственным, глубоким.
– Амир. Мне приказано не произносить это имя, но сейчас мы одни…
Зухра вздрогнула. Она напрасно подумала о том, что отныне между ними никто не стоит.
– О да, я забыла о том, что ты украла у меня сына! Он решился на бегство с тобой, не послушав меня, позабыв о том, что лучший советчик – это сердце матери!
– Я не крала, – подавленно произнесла Джамиля. – И он не твой. Как всякий человек, по-настоящему Амир принадлежит только Аллаху.
Зухра горько усмехнулась.
– Да. Бог отнял его у меня, но не отдал тебе. – Женщина указала на скамью. – Садись. Расскажи о том, что случилось, когда вы уехали. Не уверена, что Хасан поведал всю правду о решении халифа относительно Амира.
Джамиля опустилась на скамью, и они с Зухрой продолжили разговор.
В это время Алим сидел в кабинете Хасана, не двигаясь и глядя в одну точку. По лицу текли неудержимые слезы. Юноша вспоминал отца и мысленно просил у него прощения. Время покажет, правильно ли он поступил, оставив Зухру безнаказанной. Аллах внушил ему хладнокровие, помог обрести твердость духа, но не пожелал сделать жестоким. Отныне его долг – следить за тем, чтобы обитатели дома жили в мире и согласии. Создать маленькое царство справедливости.
Алиму понравилась Джамиля. Девушка была умна, скромна и прелестна, из нее могла получиться хорошая жена, верная и преданная. Жена Хасана. Амир не заслуживал такого счастья.
Успокоившись и собравшись с мыслями, молодой человек решил проверить, как выполняются его приказы, и направился в женскую половину дома. Как глава семьи, Алим имел право входить в гарем, хотя там не было ни его матери, ни сестры, ни наложницы, ни жены. Молодой человек удивился, застав женщин мирно беседующими. Алим не знал, что и подумать. Змея не может пригреть птичку, она способна лишь полакомиться ею. Юноша был уверен в том, что Зухре нельзя доверять. Однако на него внезапно обрушилось столько проблем, что он был рад решить хотя бы одну из них.
804 год, пустыня Нефуд
Зюлейка стояла на краю оазиса и смотрела на огромный темно-красный шар солнца, который медленно опускался за горизонт и был похож на гигантское обнаженное сердце, сердце пустыни. Скоро наступит ночь, и пустыня станет напоминать таинственное темное озеро, что простирается от края до края небес.
Утром миллиарды песчинок вновь засверкают под солнцем, точно искры огня, подует горячий ветер, а небо нальется пронзительной голубизной, которая вскоре поблекнет от зноя.
Зюлейка радовалась тому, что тянущиеся размеренной вереницей дни похожи один на другой, ибо на свете нет ничего дороже постоянства. Постоянство – основа жизни. Новизны желают только безумцы. Пустыня велика и необозрима, и все в ней – песчинка: камень, животное, человек. Люди рождаются и умирают, приходят и уходят – пески вечны, зной неукротим, ветер бессмертен. В пустыне Зюлейка утратила ощущение коварства времени, чувство неуверенности в себе, здесь она похоронила свой страх перед будущим.
– Сейчас стемнеет, пойдем, – сказала Фатима, с которой они ходили к колодцу.
Зюлейка еще немного постояла, вдыхая неповторимые запахи пустыни. Потом повернула назад. Она держала в руках небольшой кувшин. Теперь, когда до родов осталось совсем немного, ни Ясин, ни женщины-соседки не позволяли девушке поднимать и носить тяжести. Она отправилась с Фатимой просто для того, чтобы немного пройтись.
– Когда ждешь? – спросила Фатима, кивая на живот Зюлейки.
– Я ходила к Саламат, и она сказала, что это, наверное, случится на днях.
Саламат была повитухой; она успокоила молодую женщину, заверив ее, что все идет хорошо, стоит надеяться, что роды не окажутся трудными.
– Волнуешься?
– Очень. Ты придешь ко мне?
Зюлейка с надеждой посмотрела на подругу.
– Да, и не только я. И Саламат, и другие женщины. Ведь ты будешь рожать впервые, а первый раз всегда страшно!
Фатима была всего на два года старше Зюлейки, но уже имела двоих детей. Она была очень смуглой, как большинство бедуинских женщин, ладно сложенной, хотя и худощавой.
– Не могу понять, – промолвила женщина, когда они с Зюлейкой шли к своим шатрам, – почему ты осталась с нами?
– Мне нравится у вас, – уклончиво ответила та. – Здесь хорошие люди.
– Разве в Багдаде не лучше? Наша жизнь от начала и до конца – это борьба с трудностями. Пустыня только кажется неизменной. На самом деле она непредсказуема и опасна. И потом… В большом городе ты могла бы выйти замуж за человека, который богат, который слышит и говорит.
Несколько секунд Зюлейка неподвижно смотрела вдаль, будто зачарованная светом далеких огней, потом легко улыбнулась и сказала:
– На, любовь Ясина безыскусна, как и здешняя жизнь, но это… настоящая любовь.
– А ты, ты его любишь?
Девушка тайком вздохнула. Трудно любить того, кого приходится обманывать. Она не стала отвечать на вопрос, вместо этого промолвила:
– Здесь никто не захочет и не сможет меня продать, никто не предаст и не бросит. Я рада, что вышла за Ясина. Богатый и знатный человек стал бы требовать от меня того, чего я не знаю, чему никогда не училась. Я хочу, чтобы меня ценили такой, какая я есть: без всяких хитростей, без украшений и золота.
– Золото… – задумчиво повторила Фатима. – Зачем оно, если живешь в краю, где полно воды и зелени? Я не понимаю багдадцев и никогда не пойму!
Зюлейка рассмеялась.
– А они не поняли бы тебя!
– Потому меня и удивляет твой выбор, – заметила Фатима. – Когда я впервые тебя увидела, никак не думала, что мы подружимся. Ты казалась не похожей на нас.
– Почему?
Лицо Фатимы сделалось очень серьезным, взор устремился в невидимую даль.
– Красивая. И взгляд другой. Было ясно, что ты видела что-то иное, другой мир, другую жизнь… Хорошо, что ты вышла именно за Ясина, – добавила она после паузы, – иначе едва ли наши женщины приняли бы тебя.
– Ясин хороший, – сказала Зюлейка. – Он лучше других мужчин.
– Разве ты знала других?
Молодая женщина прикусила губу. Нужно быть осторожной в словах! Пройдет много времени, прежде чем она перестанет бояться, что когда-нибудь тайное станет явным.
– Мне так кажется, – коротко ответила Зюлейка.
– Не тяжело все время молчать? – спросила Фатима.
