Он был очень смущен пробуждением любви, но, подумав, пришел к выводу, что если бы был честен с собой, то открыл бы его в себе гораздо раньше.
Только упрямство и вера в священную незыблемость своих планов заставили его устроить смотрины уже после знакомства с Анитой.
Герцог ощущал, как все его тело трепещет от чувства, которое он считал невозможным для себя. Теперь он точно знал: он полюбил Аниту в то мгновение, когда она повернула к нему похожее на цветок личико и сказала, что мечтает о Люцифере.
Он непрерывно думал о ней по пути в Харрогит. Увидев ее там, он понял, что новая встреча была неизбежной.
Когда герцог спасал Аниту сначала от священника, а потом от лорда Грэшема, он говорил себе, что мотивы его поступков были целиком и полностью бескорыстными.
Теперь он признался себе, что любит Аниту. Еще ни одна женщина не наполняла так его жизнь.
Снова послышался гром, но уже дальше, хотя дождь хлестал, словно тропический ливень. Шум воды по крыше почти заглушал все остальные звуки.
Анита снова разговаривала с Громовержцем. Герцог услышал:
— Гроза уходит. Теперь нам больше не нужно бояться… ни тебе, ни мне. Это было… глупо. Мы в безопасности… в полной безопасности… и даже не промокнем.
— Это верно, — заметил герцог.
Анита быстро взглянула на него, потом снова отвернулась. Герцог почувствовал, что она робеет и все еще боится его гнева.
Снова они вместе придерживали Громовержца, и герцог сказал:
— Вам повезло, что я так хотел принести вам свои извинения, а то бы вы промокли насквозь!
Глаза Аниты сверкнули, но к герцогу она так и не повернулась. Любуясь ее лицом, он нежно сказал:
— Прошу прощения, Анита… Вы прощаете меня?
— Я… я была… не права, — начала она.
— Нет, нет! — быстро возразил герцог. — Вы были совершенно правы. Я объясню свое поведение, но не сейчас.
На мгновение воцарилась тишина, затем Анита сказала:
— Мне… кажется, дождь… кончается.
— Придержите Громовержца, я выгляну и посмотрю.
Герцог подошел к двери и встал в проеме.
Земля влажно блестела от дождя, но гроза уже затихала вдали.
Герцог услышал гром, но это был всего лишь отдаленный рокот. Он стоял у дверей, ощущая биение в висках и странное томление в сердце. Вдруг сквозь облака пробилось солнце. Гроза закончилась.
Герцог глубоко вздохнул. Он чувствовал, что все это было знамением. Он повернулся и подошел к Аните.
Черный жеребец подбирал с пола клочки сена. Анита в белом платье, без шляпки, больше, чем когда-либо, походила на маленького ангела.
Герцог сдержал внезапный порыв: ему хотелось немедленно обнять девушку и рассказать ей о своей любви.
Он знал: Анита все еще огорчена его поведением в кабинете, но любовь подсказала ему, что он должен думать о ней, а не о себе, к тому же было не время и не место для объяснений.
— Сейчас мы поедем домой, — сказал герцог с улыбкой, которую многие женщины сочли бы неотразимой.
— Дождь… перестал?
Голос Аниты чуть дрожал, и герцог понял: девушка хочет спросить совсем о другом.
— Перестал, — ответил он. — Солнце вышло и говорит мне, что вы меня простили.
Анита не ответила. Герцог поднял ее на руки и посадил в седло.
Только воспитание и выдержка истинного джентльмена помогли герцогу удержаться от того, чтобы не прижать Аниту к себе и поцеловать. Вместо этого он устроил ее поудобнее и вскочил в седло позади нее.
Теперь, когда ненавистный шум затих, Громовержец вел себя со свойственным ему спокойным достоинством.
Анита молчала, но герцог был счастлив уже тем, что она так близко.
Он почувствовал запах ее духов, напомнивший ему аромат фиалок, и подумал, что вся она — как Весна, которую она принесла ему.
Точно так же, как прошлой ночью, герцог вспомнил все рыцарские переживания своей молодости. Он понял: Анита пробудила все, что было чистого и благородного в его натуре, — и поклялся себе, что никогда более этого не утратит.
Когда вдали показалась усадьба, залитая солнечным светом, герцог почувствовал, как Анита чуть сильнее прижалась к нему, словно страшась возвращения.
— Завтра, — нежно сказал герцог, — гости разъедутся, и мы снова будем втроем, как раньше: вы, я и мама.
— Я… собиралась… уехать.
— Но вы ведь не уедете? Вы же знаете, я хочу, чтобы вы остались, — ответил герцог. — Прошу вас, Анита!
Он не видел ее лица, но почувствовал, что тревога покинула ее.
— Я… я… останусь.
Ее голос был очень тихим, но герцог уловил в нем веселую нотку и незаметно для Аниты коснулся губами ее волос.
«Ты моя, — думал герцог. — Я больше никогда не потеряю тебя, мой драгоценный маленький ангел!»
Гости начали разъезжаться рано утром, однако Клайдширы и Даунхэмы должны были отправиться на станцию, где их ждал личный поезд герцога, в два часа. Поезд должен был доставить их в Лондон.
Накануне вечером за ужином Анита, как, наверное, и герцог, уловила разочарование в лице графа и нотки недовольства в голосе графини: они словно не могли понять, что случилось.
Но леди Миллисент впервые за все время в Оллертоне светилась от счастья.
Она была настолько очаровательна, что Анита засомневалась, не сожалел ли герцог об отмененной прогулке и не пытался ли он встретиться с ней вечером.
Герцогиня, понимая, что беседа была бы некстати, устроила показ картинок волшебного фонаря.
Аниту это зрелище привело в восторг. Ее смех немедленно подхватывали другие, и вечер имел абсолютный успех — если не считать двух пар разочарованных родителей.
Когда они удалились в спальни, леди Миллисент бросилась Аните на шею.
— Ты меня спасла! — воскликнула девушка. — Как мне отблагодарить тебя?
— В этом нет нужды, — улыбаясь, ответила Анита.
— Я вижу, что герцог не переживает, утратив меня, — заметила леди Миллисент. — Что он сказал, когда ты рассказала ему, что я люблю Стивена?
Вся поглощенная своим счастьем, она даже не заметила, что Анита не ответила ей. Леди Миллисент не знала, что Анита, вернувшись к себе, решила больше никогда не думать о происшедшем в кабинете герцога.
Ужас перед гневом герцога все еще трепетал в глубине ее сознания, а муки, пережитые во время бегства в лес, ей хотелось как можно скорее забыть.
Конечно, герцог просил прощения, когда спас ее от грозы, и отвез ее назад на Громовержце — такой волнующий способ путешествия! Но Анита до сих пор не могла понять, почему он так рассердился.
«Потому что я чужая здесь и у меня нет никаких прав. Я навязала себя ему и герцогине, и, конечно, мое вмешательство в его дела — ужасная дерзость», — сказала себе Анита.
Вопреки опасениям, она чувствовала, как поет ее сердце: девушка радовалась, что гости уезжают и они снова, как сказал герцог, будут здесь втроем.