— Если бы Дэйр задержался хоть на минуту, было бы слишком поздно спасать его приемную родню. — Глаза ее метали зеленые молнии, когда она резко повернулась и посмотрела на обескураженную Элинор. — Он просто проявил кровную преданность, которую его мать никогда к нему не испытывала.
Ледяные голубые глаза на мгновение широко раскрылись. И на этот раз Элис, защищая его, позволила ускользнуть дикой лисице, все еще живущей в ней. Дэйр никогда не сомневался в ее присутствии, но не ожидал, что она способна так яростно попрать строгие законы вежливости. Он был сильно взволнован и очень рад проявлению ее характера, ему захотелось поблагодарить ее за доверие. Но она уже вспыхнула от смущения, и он не захотел усиливать ее неловкость.
Какой простушкой я становлюсь рядом с этим человеком! Элис ничуть не сожалела о том, что ринулась на защиту Дэйра, но почувствовала, как лицо ее вспыхнуло от стыда за то, что она была груба с хозяйкой. С той самой хозяйкой, которая вежливо пригласила их в свой дом, хотя, наверное, предпочла бы не иметь с ними дела (во всяком случае, с ней, ранее уже проявлявшей черную неблагодарность). И теперь как жестоко и грубо Элис «отблагодарила» Элинор за ее гостеприимство. Действительно, Элис с горечью призналась себе в том, что она никудышная, дурная женщина и недостойна жить в прекрасном доме Дэйра. Лучше пусть он поместит ее в темницу, где сырость и тьма окончательно потушат ее внутренний огонь.
Элис поспешила тут же уйти. Она не стала ждать кого-нибудь из провожатых, повернулась и быстро пошла вверх по ступеням. К счастью для нее, отец Арлена, начальник стражи, послал сына к их господину узнать планы на завтра. Арлен был свидетелем всей долгой сцены — от того момента, когда леди Элинор распределяла комнаты, до того, как Элис бросилась на защиту графа. Преодолев удивление, Арлен поспешил подхватить плетеный сундучок, который принадлежал Элис. Потом он бросился вслед за Элис, чтобы проводить ее наверх.
Дэйр отвел взгляд от двух быстро удаляющихся фигур и взглянул на немолодую женщину, стоящую рядом с ним. Он вдруг с удивлением заметил на ее красивом, почти не тронутом годами лице мимолетное восхищение. Он тут же спросил себя, не было ли это игрой колеблющегося света масляного светильника, стоящего в сильно затемненной нише.
Наверху, на самом последнем этаже, Арлен проводил Элис к той же самой маленькой спаленке, которую она занимала в свой прошлый приезд. Придерживая сундучок на плече одной рукой, другой он резко отворил дверь и отступил назад, чтобы пропустить леди.
Элис заколебалась. Внутри было темно. Однако под взглядом своего провожатого она вошла в комнату, браня себя за глупость. Измученная только что происшедшими событиями, она опять остановилась в раздумье. Затем, вынужденная признать, что не может спокойно относиться к тому, что на самом деле ее так тревожит, она отбросила всякую попытку казаться женственно-томной. Она быстро нащупала одну из свечей, лежавших, как всегда, на сундуке возле кровати. Затем быстро выскользнула из комнаты в коридор, удивив рыжеволосого молодого человека своей какой-то судорожной и отчаянной торопливостью. Там она зажгла свечу от горящего факела и вернулась в комнату. Арлен со своей ношей последовал за ней, но споткнулся, упал на колени и уронил плетеный сундучок. Хлипкий замок его открылся, и принадлежности Элис рассыпались по полу.
Эта маленькая неурядица неожиданно послужила тому, что слишком сильное напряжение Элис спало и она разразилась смехом. Она смеялась так сильно, что слезы брызнули у нее из глаз, застилая облик молодого человека, который был сильно смущен.
— Ах, Арлен, — наконец выдохнула она, утирая слезы и падая рядом с ним на колени. — Мы чудесная пара: я боюсь темных комнат, а ты всегда находишь невидимые препятствия.
Да, точно, они составляли пару. В свои двадцать с лишним лет он был все еще неловок в движениях, как подросток, и неуверен в себе. А ей, в свою очередь, пора было отрешиться от детских страхов.
Арлен прищурил глаза, с подозрением и с надеждой пристально разглядывая красавицу-гостью. Он ожидал, что она посмеется над его неловкостью. Была одна женщина (занимавшая далеко не такое высокое положение), которой доставляло удовольствие в подобных случаях насмехаться над ним. Он бы должен был привыкнуть к этому — но не привык и, кажется, не сможет привыкнуть никогда.
— Я… я…
— Ничего, Арлен, — Элис положила свободную руку на его крепко сжатый кулак. — Мне очень жаль. Если бы я не бросилась тебе под ноги, когда торопилась со свечой в комнату, чтобы почувствовать себя в безопасности, ты вряд ли бы упал.
Свет свечи, которую Элис все еще держала в руке, падал на ярко-рыжие волосы Арлена, а он упрямо качал головой, не позволяя леди взять его вину на себя.
— Какова бы ни была причина… — начала Элис, не давая ему заговорить. — Это уже прошло и теперь не важно. — Она склонила голову набок и спросила: — Не поможешь ли ты, нежный друг, мне подняться? Боюсь, что наша долгая дорога совсем лишила меня ног.
Гордый тем, что был назван другом этой прекрасной и незлопамятной леди, Арлен поднялся на ноги и галантно протянул ей руку, как делали благородные рыцари в песнях менестрелей. Она положила свои маленькие пальчики на его ладонь и улыбнулась ему так нежно, что он вспыхнул от удовольствия. Леди Элис проявила себя как настоящая леди, начиная с того, как она без колебаний стала помогать им в заготовке дров для костра прошлой ночью, и кончая тем, как преданно она защищала графа. И хотя он никогда не мог стать ничем иным, кроме пыли под ногами леди Элис, Арлен был глубоко потрясен. Он испытывал к ней чувство, нимало не похожее на то мучение, на которое его обрекла та, другая, женщина.
Изумленная бескорыстным обожанием, которое светилось в глазах молодого человека, Элис зарделась румянцем. Странное дело, она почувствовала себя лучше и свободнее, узнав, что, несмотря на ее невоспитанность, кто-то восхищается ею.
— Спасибо, Арлен, что ты принес мой сундучок и проводил меня. Без твоей помощи я наверняка долго блуждала бы здесь. — Она печально улыбнулась ему, и он, прежде чем оставить ее одну, ответил на ее улыбку робким кивком головы.
Элис чувствовала себя совершенно разбитой тягостными событиями и переживаниями минувшего дня, и поэтому, когда настало время ужина, на который их приглашала хозяйка, она послала записку с извинениями, что сильная усталость мешает ей прийти. Элис была уверена, что леди Элинор с радостью воспримет ее отсутствие.
Оставшись одна, Элис занялась тем, что собирала с пола вещи и складывала их обратно в сундук, пока ее занятия не прервал стук в толстую дубовую дверь. Она открыла и увидела молодого пажа, назвавшегося Джеймсом. Он принес поднос, уставленный теми же яствами, что и те, которые были поданы к столу в большом зале. Когда Джеймс ушел, Элис легла в постель, предварительно оставив дверь полуоткрытой. Дверь была приотворена только чуть-чуть, так, что никто бы не заметил, — но Элис теперь меньше боялась, что свеча догорит и она проснется ночью в кромешной тьме. Успокоив себя таким образом, она погрузилась в глубокий сон.
