– А так, что теперь отец быстро найдет способ тебя обнаружить, и граф будет просто-напросто заключен в тюрьму по какому-нибудь ложному подлому обвинению. А если они сочтут, что он слишком крупная фигура для этого, то будет устроен так называемый "несчастный случай» – вот и все.
– Я не верю! – вскричала бедная девушка. – Ты нарочно стараешься запугать меня, чтобы я не поехала в Париж!
Брат крепко стиснул ее руку.
– Ты знаешь, я желаю тебе только счастья. Вспомни-ка кузину Гертруду!
Тина на мгновение задумалась.
– Ты имеешь в виду ту, которая стала королевой Албании? Кендрик кивнул.
– Да. Подобно тебе, она восстала, когда ей заявили, что она должна выйти за грубого дикаря, короля албанского, и жить в этой варварской стране.
– И что же?.. – помертвевшими губами спросила Тина.
– К тому времени она глубоко полюбила одного дипломата при дворе своего отца. Он был француз, и они любили друг друга так, что забыли про весь окружающий их мир.
– Да-да, именно так и я люблю Жана…
– Словом, они решили тайно сбежать, и Гертруда должна была незаметно выйти из дворца, чтобы присоединиться к возлюбленному.
Оба они надеялись, что им удастся покинуть пределы страны еще до того, как поднимется тревога.
– Но почему же это… оказалось невозможным? – хрипло спросила Тина и прикусила губу.
– За день до их предполагаемого побега, когда они были еще совершенно уверены, что никто и понятия не имеет об их планах, дипломат решил покататься верхом, как привык делать каждый день. Но в этот раз он был сброшен лошадью и сломал себе шею. Насмерть.
Наступило глубокое молчание.
– Но, может быть, это был действительно несчастный случай?
– Он был искуснейшим и опытнейшим наездником, а для таких даже самое жестокое падение с коня никогда не заканчивается столь трагически.
Брат и сестра замолчали снова.
– И ты думаешь, что-нибудь подобное может произойти и с… графом?
– Я уверен в этом. Таким образом всегда удается избежать громкого скандала, и все остается в тайне дня всех, за исключением самого узкого круга людей. В твоем случае это будут родители. Тебя водворят обратно во дворец, а граф будет лежать в могиле.
Тина уронила лицо в сомкнутые руки и, не стесняясь, зарыдала. Кендрик снова обнял ее как можно крепче.
– Это наказание нам обоим за наше происхождение. Неужели ты думаешь, что, когда придет время, я буду волен сам выбирать себе жену по сердцу? Мне все равно придется жениться на какой-нибудь уже выбранной для меня унылой принцессе, и мне придется прожить с ней всю жизнь, как бы отвратительна она ни была.
– Но ты, по крайней мере, сможешь иногда… покидать ее, – прорыдала Тина.
– Надеюсь, – ответил Кендрик и тут же вспомнил слова отца о том, что тот и сам был бы не прочь съездить в Париж, но сделать этого никак не может.
Тина наконец немного успокоилась и вытерла слезы.
– Я постараюсь… быть… мужественной, – всхлипнула она. – Но что я буду делать, когда… когда и тебя со мной не будет?!
– А я?!
И брат с сестрой проговорили еще долго, но так и не смогли найти никакого выхода. Мрачное будущее неумолимо приближалось к ним с каждым днем, и единственное утешение, которое им еще оставалось, было страдать вдвоем.
Когда уже под утро Тина вернулась к себе и легла, она снова заплакала – и теперь не только о графе, но и о любимом брате.
Новый день начался дождем и ветром, словно вторя печальным чувствам девушки, и солнце проглянуло сквозь тучи лишь к полудню во время ее занятий с профессором. Они сидели в классной, и урок казался Тине еще скучней, чем обычно.
Профессор был настоящим педантом, он исправляй малейшие ошибки в интонации, пунктуации и орфографии. Девушке казалось, что еще минута таких занятий – и она просто начнет кричать.
Ситуация усугублялась еще и тем обстоятельством, что после их побега сторожевые псы, барон и графиня, не сводили с них глаз и присутствовали даже на занятиях с профессором. Кендрик держался из последних сил.
– Мы сами виноваты, – твердила ему постоянно Тина, зная, что теперь новый побег невозможен уже окончательно.
После тяжелого немецкого обеда, столь невыгодно отличавшегося от изящной французской кухни, профессор наконец удалялся на отдых по крайней мере часа на два.
Это-то и натолкнуло Тину на некоторые соображения.
Занятия в Эттингене начинались очень рано, и потому барон с графиней тоже были не прочь отдохнуть после обеда, понуждая к этому и молодых людей.
Но, опасаясь, что их подопечные сбегут во второй раз, они взяли с них слово чести не покидать дома и не выходить никуда, кроме как в маленький садик при доме.
– Чтобы хоть на час избавиться от старых пугал, я готов пообещать все, что угодно! – воскликнул Кендрик, когда они с сестрой остались наконец одни.
– По ведь они всего лишь исполняют свои обязанности, – вздохнула Тина. – Бедные старики и так напуганы до смерти.
Кендрик промолчал и принялся за свежие газеты, но через минуту заявил:
– В доме невыносимо жарко. Пойду почитаю в сад, под деревья. Приходи и ты тоже.
– Сейчас, – откликнулась Тина, – только найду что-нибудь почитать.
– Не думаю, что тебе удастся обнаружить что-то стоящее в профессорской библиотеке, кроме исторических книг, – заметил брат, фыркнув.
Но Тина подумала, что сейчас даже исторические книги будут лучше, чем постоянные отчаянные мысли о возлюбленном и о невозможности счастья.
Кендрик собрал газеты в охапку и вышел в садик, а Тина все же решила отправиться в библиотеку.
На полках она нашла какие-то книги на французском и поочередно стала их снимать, пытаясь найти что-нибудь интересное. Неожиданно дверь сзади скрипнула, но девушка даже не подняла головы, будучи уверенной, что это пришел брат поторопить ее.
– Ты был прав, – пробормотала она, – все невероятно скучное!
– В таком случае, может, будет гораздо интересней поговорить со мной? – прозвучал смеющийся мужской голос.
Книги выпали у Тины из рук – на пороге профессорской библиотеки стоял граф.
Он выглядел таким красивым, таким высоким и элегантным, что в первое мгновение девушке показалось, что она грезит и видит перед собой лишь свою мечту. Но видение плотно прикрыло за собой дверь и сделало несколько шагов ей навстречу.
Тина стояла онемевшая, не в силах сдвинуться с места, а когда она сумела вымолвить первые слова, голос ее прерывался и дрожал:
– Ч-что случилось? Почему т-ты здесь?
– Я здесь потому, – улыбнулся граф, – что в жандармерии меня известили о том, что самая красивая женщина в Эттингене. да еще и с золотыми кудрями и синими глазками, есть не кто иной, как графиня де Кастельно.