Мысли о герцоге одолевали ее все время. Но к счастью, внимание девушки отвлек один из слуг.
— Курьер доставил письмо для мадемуазель. Мне велено передать ей это послание в собственные руки, чтобы никто больше не видел его.
Иоланда с удивлением посмотрела на слугу, а потом перевела взгляд на пухлый конверт, который он держал в руке.
Вряд ли это было обычное письмо. В конверте явно содержалось еще что-то, кроме обычной записки.
— От кого оно? — с недоверием спросила она.
Улыбка на лице слуги была странной.
— Не думаю, что я должен посвящать вас во все детали, мадам, — ответил он. — Но если вы уж так интересуетесь, то я скажу вам, что оно доставлено из канцелярии министра внутренних дел.
Иоланда ожидала именно такого ответа. Больше вопросов у нее не было. Раз ей было приказано доставить это письмо, она это сделает.
Однако ей было неприятно, что ее хозяйка, мадемуазель Дюпре, плетет какие-то интриги за спиной у герцога.
Она холодно поблагодарила слугу и отправилась выполнять поручение.
Конечно, она не имела никакого права проникнуть в суть скорее всего воображаемого ею заговора, поэтому ей оставалось только терпеливо ждать.
Габриэль Дюпре не любила, когда ее беспокоили в неурочное время, поэтому Иоланда дождалась момента, когда ей было положено явиться к хозяйке.
Постучавшись, Иоланда вошла, увидела, что актриса уже проснулась, подложила подушки под спину своей хозяйке, поставила ей на колени поднос с завтраком, где между чашкой кофе и тарелочкой с фруктами был положен таинственный конверт.
— Ваша утренняя почта, мадемуазель, — как можно более равнодушно проговорила Иоланда. — Мне сказали, что послание должно быть доставлено вам секретно и только в собственные руки.
Актриса не удостоила ее ответом, и Иоланда, убедившись, что кофе и круассаны занимают свое положенное место на подносе, направилась к двери смежной комнаты.
Но не успела она удалиться, как Габриэль уже вскрыла конверт и быстро пробежала глазами послание.
— Узнай, вернулся ли его светлость после утренней верховой прогулки, — распорядилась она. — И принеси сюда второй прибор для завтрака. Я хочу, чтобы герцог в это утро выпил кофе со мной.
Впервые актриса высказывала такое желание за то время, что они находились в Париже.
Обычно герцог завтракал очень рано в своей спальне, а потом, вернувшись с верховой прогулки, принимал ванну, переодевался и отправлялся в библиотеку, где, как предполагала Иоланда, отвечал на многочисленные послания и просматривал свежие газеты. Вероятно, там он сочинял и доклады для британского правительства о положении дел во Франции. Конечно, это его прямая обязанность, раз он послан в чужую страну и пользуется доверием самого премьер-министра.
Только теперь она поняла, что эта переписка имела большое значение для судеб таких великих государств, как Франция и Англия.
И Питер, и слуги — все были убеждены в том, что Наполеон Бонапарт вынашивает планы вторжения в Англию.
Питер рассказывал, что французы даже отпускают шуточки по поводу могучего флота, на котором солдаты переправятся через пролив.
— Не думаю, что это возможно, — считал Питер. — Плоскодонные плоты захлестнет и опрокинет любая волна, но каждый парижанин верит в гений Бонапарта и считает, что уж если французская армия высадится на английском берегу, то, не встретив сопротивления, промарширует до Лондона.
Иоланде все это показалось нелепой фантазией — подходящей темой для английских карикатуристов.
Но теперь ее почему-то пробирала нервная дрожь. В гостиной, соединяющей обе спальни, было пусто. Тогда, слегка нервничая, Иоланда постучалась в дверь спальни герцога.
Она робела и была смущена возложенной на нее миссией, но не могла не выполнить распоряжения актрисы.
Дверь ей открыл Хоукинс, и, к большому ее облегчению, она сразу увидела, что он в спальне один.
— Доброе утро, мадам!
Он всегда улыбался ей. Иоланде нравились добродушие и лукавство, которые прямо-таки излучали его глаза. Питер поведал ей, что Хоукинс и в самом деле был отменным остряком, но только не в присутствии дам.
— Доброе утро, мистер Хоукинс! Мадемуазель просит монсеньора пожаловать к ней на чашку кофе.
— Его светлость должен вот-вот вернуться, и я обязательно передам ему просьбу мадемуазель.
— Спасибо.
Тут Иоланда заметила, что дверь, ведущая в коридор, приоткрывается. Она, чтобы избежать встречи с герцогом, чуть ли не бегом устремилась в покои Габриэль Дюпре.
Едва переведя дыхание, она доложила:
— Его светлость только что возвратился, мадемуазель!
— Тогда принеси вторую чашку. Неужели тебе все надо повторять по нескольку раз? — резко произнесла актриса.
Иоланде повезло. Она перехватила чистую чашку с подноса у одного из лакеев, которые, чтобы не бегать лишний раз по длинным коридорам дворца, оставляли ограниченный набор посуды на столиках возле лестничных площадок.
Ставя принесенную чашку на столик, накрытый к завтраку возле кровати Габриэль, Иоланда обратила внимание, что пухлый конверт и секретное послание исчезли.
Актриса была занята своими волосами, расчесывая их украшенным драгоценными камнями гребнем и смотрясь в ручное зеркало в раме из золота с ее инициалами, выложенными мелкими алмазами.
Когда ее длинные рыжие локоны ниспадали на плечи, Габриэль Дюпре казалась Иоланде самой обольстительной женщиной на свете. Иоланда обругала себя за то, что вчера задала герцогу глупейший вопрос о себе самой — что он нашел привлекательного в ней?
Да, конечно, ничего, если он имеет возможность каждый день любоваться столь обворожительным созданием, как Габриэль Дюпре.
И тут вновь на нее нахлынули воспоминания о проведенном с герцогом вечере, о странном чувстве, которое пробудило в ней прикосновение его губ к ее руке при прощании.
Занятая своими мыслями, Иоланда машинально прибиралась в комнате, аккуратно складывая разбросанные вещи.
«Вероятно, — подумала она, — мадемуазель возвратилась домой вчера слишком усталой и, должно быть, выпила чересчур много вина и поэтому легла в постель, даже не умывшись и не сняв с лица грим».
Держа в руках охапку одежды, чулок и белья, Иоланда обернулась, собираясь спросить у хозяйки, не потребуется ли подать что-нибудь еще, и увидела, как актриса что-то положила в чашку с кофе, скорее всего кусочек сахару.
Иоланда едва удержалась, чтобы не сказать Габриэль, что герцог не употребляет сахар.
Вчера от ее внимания не ускользнуло, что герцог отверг предложенный ему официантом сахар, а она сама, наоборот, щедро подсластила казавшийся ей всегда горьким кофе, завариваемый французами.
