Одной рукой Бертрада, сестра Констанс, прижимала к груди небольшой кинжал, другой размахивала серебряным распятием.
– Я лучше заколюсь, чем выйду замуж! – кричала она. И громко взывала к монахиням: – Заклинаю вас именем Святой Девы, не отдавайте меня им!
Она упала на колени, прижимая к груди и кинжал, и крест.
– Ведь я невеста Иисуса Христа, Сына Твоего. Отныне мой долг – быть вместе с вами, о святые женщины, призванные служить Его вечной славе.
Констанс ступила на мокрую циновку.
– И не думай даже, Христовой невестой тебе не бывать! – громко воскликнула она, стараясь заглушить плач Оди и Беатрис. – Король Генрих сам выбрал тебе жениха, он ожидает внизу.
– Констанс, – глядя мимо сестры, ответила Бертрада, – в отличие от тебя господь не сотворил меня потаскухой, судьбой которой распоряжается король Генрих. Это тобой, словно какой-то вещью, король вознаграждает своих подданных за оказанные ему услуги. Я стыжусь того, что ты моя сестра…
Протянув руку, Констанс выхватила у Бертрады нож, с трудом поборов искушение залепить ей пощечину. Закатив глаза, сестра бросилась ничком на пол и громко зарыдала.
Констанс жестом велела няням вывести детей.
– Прибыл рыцарь с посланием леди Бертраде, – провозгласила одна из служанок.
«Пресвятая Мать, – ахнула Констанс, – наверняка уже явились де Клайтоны. Ведь пора начинать смотрины».
Констанс посмотрела на молочно-белую кожу сестры, на прикрытые тонкой тканью округлые плечи. Жениха она уже видела – молодой человек недурен собой. Она слышала, что он несколько раз проезжал мимо монастыря, где до этого времени находилась Бертрада. В равнодушии его, во всяком случае, не упрекнешь.
К тому же вся семья благосклонно относится к предстоящему браку, считая, что им привалила большая удача. Отец жениха был казначеем, которого Генрих, как он любил похваляться, «поднял из грязи», однако, невзирая на простое происхождение, человек он способный и честолюбивый. Шериф де Клайтон давал за своим сыном два поместья и такое количество денег, которого хватило бы на содержание дюжины рыцарей. В приданое Бертрады входили обширные земли в Уэльсе, недвижимое имущество в Путанже, в Нормандии, пожертвованные королем отцу сестер Жильберу де Конбургу за его ратные заслуги.
Чувствуя, что от усталости у нее подкашиваются ноги, Констанс присела на кровать.
– Выведите монахинь во двор, – велела она служанкам, – напоите их пивом и накормите.
Няням Констанс приказала отнести детей в отведенные им покои и уложить их спать. И Оди, и Беатрис были такими же усталыми и грязными, как и она сама. К тому же Констанс просто осточертело их постоянное нытье.
– Как только смогу, я приду к вам, – пообещала она девочкам.
Пока служанки выпроваживали монахинь, Констанс улеглась с ногами на кровать. Бертрада, не вставая с пола, продолжала горько реветь. Женщины подняли опрокинутую ванну и пошли за горячей водой. Глядя на сестру, Констанс пыталась вспомнить, какое это тяжкое испытание – выходить замуж за человека, которого никогда даже не видела.
А ведь ей трижды пришлось пройти через это.
Трижды выходила она замуж по высочайшему повелению Генриха. Из всех троих мужей более или менее приемлемым оказался второй – Одо Эйвиль. Что до Бертрады, то для причитаний у нее нет особого повода. Слишком уж она хороша собой, чтобы затвориться в монастыре. Король Генрих понимает, что делает.
К тому же что могут поделать наследницы Морле, если такова королевская воля? Король пользуется ими, чтобы вознаграждать своих баронов, рыцарей и даже умиротворять врагов. С четырнадцати лет она успела уже трижды побывать замужем и трижды овдоветь. Брак с такой невестой, как она, сразу же делал ее очередного мужа богатым и могущественным. И тут даже не имело значения, нравится ли она ему или нет. Хотя, если верить их словам, кое-кому она нравилась.
В качестве приданого ее сестре давали обширные земли, часть драгоценностей матери и двести серебряных марок, целое по тем временам состояние.
Констанс вздохнула. С таким приданым у ее пятнадцатилетней сестры не было ни малейшего шанса стать монахиней.
Ванну вновь наполнили горячей водой, и две служанки стали усаживать в нее рыдающую Бертраду.
Констанс откинулась на высокие взбитые подушки. Паж принес ей еще кубок вина. Пригубив его несколько раз, она вспомнила, что после переправы во рту у нее не было ни росинки, и поставила кубок на пол.
Она наблюдала, как женщины моют ее плачущую сестру. Бертрада проучилась в школе монастыря Святого Омера почти пять лет, и Констанс знала, как рада была бы мать-настоятельница, если бы наследница Морле, пусть даже младшая сестра, пополнила своими богатствами их монастырские сундуки. Все маленькие девочки в свое время играют в монахинь. В их детских играх ее меланхоличная младшая сестра всегда играла роль монахини. Мабель, средняя сестра, изображала прекрасную леди, по воле судьбы оказавшуюся в бедственном положении и ждущую спасителя. Констанс, старшая из них, игравшая рыцаря, неизменно приходила ей на помощь.
Констанс со вздохом подумала, что должна подготовить сестру к посещению родителей жениха. Учитывая монастырское воспитание Бертрады, де Клайтоны согласились, что на смотринах будут присутствовать лишь они и Констанс.
Во второй половине дня, если будет на то воля божия, Вулфстан де Клайтон и Бертрада де Конбург будут обвенчаны на крыльце часовни перед всеми собравшимися гостями. Обряд бракосочетания должен провести сам епископ Честерский, именно его рыцари в пурпурных одеяниях заполнили большую часть двора. Затем в большом зале замка должно состояться свадебное пиршество. Гостей ожидало веселье, а бедную Бертраду – тяжелое испытание: брачная ночь. Подумав, что ей придется поговорить с шерифом о братьях жениха, Констанс закусила нижнюю губу. Судя по их развязному поведению, вполне можно ожидать, что они схватят новобрачных и под непристойные крики собравшихся, приплясывая, отнесут на высоко поднятых руках в опочивальню. И при этом еще могут заглядывать под одежды.
В первую свадебную ночь Констанс подвыпившие гости прямо из-за пиршественного стола отнесли ее в опочивальню и бросили на кровать. И тут же сверху на нее обрушился ее жених, теперь уже муж, рыцарь втрое старше ее. После этого у нее, а было ей тогда всего четырнадцать, сильно болели ребра и нестерпимо ныла вывихнутая кисть. Поэтому она должна позаботиться, чтобы с Бертрадой не приключилось ничего подобного.
Констанс продолжала наблюдать, как служанки купают сестру. Ей остается только надеяться, что, когда она окажется в постели, во власти законного супруга, он сумеет сделать ее счастливой и удовлетворенной.
