Но если Марвик когда-то управлял нацией, то сейчас у него не получается управлять даже собственным домом. Его слуги одичали. Это казалось Оливии абсолютно бессмысленным. Элизабет говорила о нем как о всемогущем тиране… но тиран ни в жизнь не потерпел бы такого хаоса.
И как только Оливия совершит свою кражу, на этого находящегося в осаде дворецкого – единственного человека в доме, проявляющего хоть немного здравого смысла, – свалят всю вину за то, что он нанял ее на работу.
Она не может этого сделать. Использовать этого несчастного просто отвратительно.
– Мистер Джонз… – заговорила Оливия одновременно с дворецким.
– Мисс Джонсон, у меня к вам очень необычное предложение. – Он сделал глубокий вдох – как ныряльщик, готовящийся к погружению. – У нас в доме не хватает экономки. Об этом вам… Об этом, уверен, вам уже сообщили служанки.
– Да нет, – солгала Оливия. Как далеко он заходит! Мистер Джонз не должен зависеть от сплетен прислуги. Его дело – предотвращать их.
– Ну да… Она подала заявление… весьма неожиданно. Хотел бы я знать… – Джонз промокнул лоб носовым платком. – Видите ли, мне пришло в голову… Леди Риптон весьма высокого мнения о вас, она даже утверждает, что вы заняли должность ниже, чем заслуживаете, когда начали служить ей личным секретарем и компаньонкой, потому что ей это было необходимо…
Она же просила Аманду не приукрашивать!
– Леди Риптон слишком добра, – возразила Оливия. – Да, это верно, очень редко бывали случаи, когда я ей помогала…
– Видите ли, у нас проблема с экономкой… – Джонз говорил, запинаясь на каждом слове; было понятно, что его пугает собственное предложение, и он хотел бы поскорее покончить с этим делом. – Пока мы не нашли ей замену, мне нужно, чтобы кто-нибудь взял на себя обязанности миссис Райт. Вы образованы, знакомы с укладом жизни представителей высших классов. И я хотел бы знать, не могли бы вы занять ее место – до тех пор, разумеется, пока я не найду ей замену. Только до тех пор.
Оливия затаила дыхание. Такой удачи она и предположить не могла. Она отчаянно нуждается в оружии. И у герцога Марвика, похоже, это оружие есть. А экономка сможет искать его повсюду.
Но – тут ее настроение упало – это все равно будет обманом. И в конце концов Джонзу придется заплатить за него своим местом.
– Я не смогу, – пролепетала она. – У меня нет опыта.
– Я вас всему научу. – Джонз схватил ее за руку. – Честное слово, я умоляю вас, мисс Джонсон… – Он крепче сжал ее руку, а голос его зазвучал тише. – Подумайте, какое огромное преимущество вы получите в будущем. Вы сможете говорить, что служили экономкой в доме его светлости. Боже, да ни одна служанка в вашем возрасте о таком даже не мечтает!
Джонз осторожно выпустил ее руку. Конечно, он прав. Если бы она на самом деле была Оливией Джонсон, горничной, прислуживающей в гостиных, а не Оливией Холлидей, бывшим секретарем, действующим под своим вторым псевдонимом да еще и с фальшивым рекомендательным письмом, она бы ни за что не упустила такую возможность.
Поэтому, чтобы не вызывать подозрений, Оливия сказала:
– Действительно, это большая честь. Но вы должны дать мне денек-другой, чтобы обдумать ваше предложение. Чтобы я могла сама себе ответить на все вопросы и понять, достойна ли я этой работы.
Смирение Оливии пришлось Джонзу по душе. Улыбнувшись, он согласился на ее условия.
* * *
– А-а, это вы. – Миссис Примм отошла в сторону, пропуская Оливию в запущенный маленький холл.
Миссис Примм вела себя так, словно оказывала своим жильцам большую милость, позволяя им снимать у нее комнаты размером с мышиную нору. При этом она прятала уголь, так что каждую ночь они засыпали, дрожа от холода. Но готовила она замечательно! Оливия принюхалась: в воздухе стоял чудесный аромат тушеной баранины – насыщенный, пряный.
– Ужин уже подали?
– Подали и съели, – заявила миссис Примм. – Вы же знаете, что я никого не жду.
Скрыв разочарование, Оливия пошла вверх по лестнице. В животе ворчало, но голод ее не убьет.
Оказавшись в своей комнате, Оливия опустилась на колени, чтобы убедиться в том, что ящик с замком по-прежнему стоит под кроватью. Она жила в постоянном страхе, что кто-нибудь может украсть его.
Во время поездки на омнибусе она проводила в уме расчеты, оценивая свои возможности. Настала пора подумать о том, чего ей больше всего не хотелось: о побеге на Континент, в какое-нибудь далекое местечко, в котором Бертраму и в голову не придет ее искать.
Оливия подняла глаза на рисунки, которые прибила к стене. Все это были милые картинки, вырванные из журналов. Увитый плющом коттедж, в окне которого горит лампа. Деревня, заснувшая под снегом. Слащавые мечты, но Оливия не могла смеяться над ними, не могла избавиться от них, как ни старалась.
За границей она всегда будет незнакомкой. Вынужденная избегать британских экспатриантов, она станет еще более одинокой, чем сейчас.
Ха! Оливия отогнала жалость к себе. Горьковато-сладкое, липкое чувство. Если человек слишком долго предается ему, то в конце концов оказывается в ловушке.
Отперев замок на ящике, Оливия с удовлетворением взвесила в руке свои фунтовые купюры – внушительный кирпичик накоплений. Элизабет Чаддерли платила ей щедрое жалованье, и этих денег вместе с накоплениями матери хватит на несколько месяцев безбедного существования, если Оливия не найдет работы фройляйн, синьорины или мадемуазель.
Оливия положила деньги, а потом, поскольку месяцами не позволяла себе смотреть на сундучок, вынула из него дневник своей матери. Кожаную обложку надо бы смазать маслом, потому что она кое-где начала трескаться. Но почерк матери по-прежнему оставался каллиграфическим и ярким.
Мама никогда не боялась Бертрама. Если бы он всегда был негодяем, Оливии было бы легче понять его сейчас. Она пролистала наблюдения за цветами, описание сменяющих друг друга времен года, платьев, только что привезенных из Лондона, и, конечно же, себя самой: «Мой драгоценный ангел стал девушкой. Я даже не понимаю, как это произошло». Последняя запись – вот что всегда привлекало Оливию. Каждый раз! И это была единственная запись, которую она не понимала.
«Правда спрятана дома».
Какая правда? Тайна останется нераскрытой, потому что Оливия не решалась поехать в Алленз-Энд.
Ступеньки застонали. Оливия едва успела спрятать сундучок, как в замке загремели ключи.
– Неужели я не могу побыть одна? – спросила она, когда дверь открылась.
Миссис Примм не обратила внимания на ее слова.
– Есть кое-что, – кислым тоном проговорила она, – о чем я забыла сказать раньше.
Оливия встала. У нее больше не будут вымогать деньги.
