– Какого дьявола? Где ты шатался?
Высокая, сухопарая фигура старого маркиза преградила Джастину путь.
Губы Джастина скривились в дерзкой усмешке.
– Желает получить точный отчет о моих ночных похождениях, милорд? – насмешливо осведомился он, не утруждая себя обратиться к отцу, как полагается. Вообще говоря, он давно забыл, когда в последний раз называл его «папа». А теперь скорее бы умер, чем заставил себя сказать ему «отец».
Джастин величественным жестом указал на распахнутую настежь дверь отцовского кабинета.
– Может, присядем, а? Думаю, это займет немало времени, знаете ли... поскольку рассказе моих ночных похождениях может оказаться весьма... хм... занимательным. Только предупреждаю честно – вам это вряд ли понравится.
– Придержи язык! – злобно прошипел старый маркиз. – У меня нет ни малейшего желания выслушивать всю эту грязь! – Он смерил сына взглядом, и в глазах у него вспыхнуло презрение. – Да ты пьян, черт возьми! Будешь это отрицать?
Не отрывая глаз от лица маркиза, разглядывающего его с таким видом, будто для него было унижением даже дышать одним воздухом с ним, Джастин отвесил отцу учтивейший поклон, насколько это было возможно в его нынешнем состоянии. – Удивительно верное наблюдение, сэр!
Тонкие губы отца изогнулись в брезгливой усмешке.
– Господи, как бы я желал, чтобы ты уехал! Уехал и никогда больше не возвращался!
Но его слова вызвали лишь издевательскую усмешку на губах Джастина.
– Именно поэтому я и не уезжаю.
Маркиз в бессильной злобе сжал кулаки.
– Клянусь Богом, я заставлю тебя это сделать! В моей власти сделать так, чтобы ты никогда больше не показывался мне на глаза.
– О да, конечно... Но что тогда скажут люди? – вкрадчиво спросил Джастин. – Из-за тебя когда-то сбежала из дому моя мать, а теперь ты вдобавок вышвырнешь вслед за ней и меня. Впрочем, успокойся, тебе осталось терпеть мое присутствие еще совсем немного. В конце лета я возвращаюсь в Кембридж, помнишь?
– Чему я очень рад! – выплюнул маркиз. – Поскольку твое пребывание в доме превращает мою жизнь в настоящий ад!
Джастин расправил плечи.
– Боже мой, какая чувствительность! – саркастически хмыкнул он. – Однако не забывай, что когда-нибудь я вернусь.
– Ты только посмотри на себя, – взорвался маркиз. – Ты так пьян, что едва стоишь на ногах! К тому же от тебя за версту несет дешевыми духами! Боже правый, ты – точная копия своей распутной матери! Мерзкая шлюха! Опорочила мое имя! А ты... ты позоришь меня! Одному Богу известно, как я мучился, когда вынужден был возиться с тобой все эти годы, когда ты смотрел на меня ее глазами... улыбался её улыбкой! Ты стал для меня живым напоминанием о том, как она посмела поступить со мной... какой она была все эти годы – шлюха, готовая с радостью раздвинуть ноги для любого, кто пожелал бы попользоваться ею. А ты не лучше ее. Испорченная кровь говорит сама за себя, – прорычал он. – Испорченная кровь твоей матери, что течет в твоих жилах. Ни одна порядочная женщина не захочет связать свою жизнь с тобой, щенок! Ни одна порядочная женщина не захочет тебя!
В глазах Джастина вспыхнуло пламя. Все, о чем он мечтал в эту минуту, – это отомстить... нанести ответный удар... чтобы отцу было так же больно, как ему самому.
– Но если мама и в самом деле была такой прожженной шлюхой, как ты говоришь, – резко бросил он отцу в лицо, – то почему ты так уверен в том, что наш отец – ты, а не...
И осекся, еще не договорив до конца. На лице старого маркиза он прочел то, чего даже не осмеливался предположить.
– Иисусе сладчайший! – потрясенно выдохнул Джастин, гадая, уж не сошел ли он с ума. – Так ты не уверен, да?
Маркиз молчал. Воцарилась тишина, настолько жуткая, что обоим вдруг стало нечем дышать.
Тонкие губы Джастина подергивались.
– О... вот так дела! Так вы, может, и не отец нам... Будь я проклят! Какая насмешка судьбы! Надменный маркиз Терстон, гордый, как Люцифер, брошен собственной женой, которая была убита вместе с ее любовником, когда направлялась во Францию... и повязан по рукам и ногам детьми... ублюдками ненавистной шлюхи. Выходит, все это время ты силился угадать, кто же из нас действительно твой... и не мог, да? И поэтому не мог вышвырнуть нас из дома вслед за нашей матерью, верно? Тебе пришлось оставить нас у себя, всех троих, просто потому, что ты ничего не знал точно.
И тут маркиз ожил:
– Замолчи, щенок!
А Джастин вдруг принялся смеяться. Он хохотал и хохотал, и казалось, не мог остановиться...
– Замолчи! – взревел старый маркиз. В его глазах сверкнула черная ненависть. Потеряв голову, он поднял кулак и шагнул к сыну.
И тут произошло то, чего никто не мог ожидать. В горле маркиза что-то захрипело. Огонь в его глазах вспыхнул и потух, как тухнет задутая ветром свеча. Он судорожно рванул галстук и... тяжело рухнул на пол.
Потрясенный Джастин не мог оторвать глаз от отца, лежавшего у его ног на мраморном полу. Маркиз не двигался. Он смахивал на сломанную куклу, и Джастин внезапно почувствовал, как на лбу у него выступил холодный пот. Заставив себя очнуться, он бросился к отцу, упал на колени перед его недвижным телом. Потом протянул к маркизу руку и вдруг заметил, что она дрожит.
– Отец... – неловко прошептал он.
Но старый маркиз, уставившись остановившимся взглядом в потолок, молчал. Лицо его медленно покрывалось синеватой бледностью...
Джастин внезапно почувствовал, что его всего трясет. Ужасная, тошнотворная мысль вдруг пришла ему в голову. Он воровато оглянулся по сторонам. И бросился бежать. Забыв обо всем, он мчался к себе в комнату, словно сам сатана хватал его сзади за пятки.
Старый маркиз был мертв. Мертв.
Джастин поклялся, что никогда не расскажет ни одной живой душе о том, что произошло между ними этой ночью. Поклялся, что до самой своей смерти будет хранить эту ужасную тайну... что она умрет вместе с ним. Никто не должен узнать, что он был здесь, когда... Что он, возможно, убил собственного отца.
Лондон, 1817 год
В «Уайтсе» в этот вечер царила та же атмосфера, что и всегда. Несколько элегантно одетых молодых и не очень молодых джентльменов сгрудились возле столика для игры в кости. Воздух, пропитанный крепкими ароматами бренди и сигарного дыма, казался спертым. Развалившись в кресле и удобно откинув голову на мягкую бархатную спинку, Джастин Стерлинг лениво просматривал утренние газеты с таким видом, словно ему не было дела ни до чего... впрочем, так оно и было на самом деле. Он сидел с благодушным видом, закинув одну длинную ногу на другую, и весь его вид говорил о том, что он бездумно наслаждается покоем и тишиной.
