Она судорожно сглотнула. Сибилла, похоже, забыла, что вовсе не мать ей.
— Не буду, — сказала Элис и вздернула подбородок, заверив себя, что ее голос звучит ровно и уверенно. — Она первая оскорбила меня. Не забывай, что это и мой дом тоже, Сибилла. И я не позволю проявлять ко мне такое неуважение.
— Единственная леди в Фолстоу, к которой все обязаны проявлять уважение, — это я, — тихо и спокойно сказала Сибилла и даже улыбнулась. Элис поняла, что ее дела плохи. — А ты будешь делать только то, что я считаю правильным. А я не считаю правильным насмехаться над гостями.
— Боже мой, что случилось?! — воскликнула средняя сестра — Сесилия, подошедшая узнать, в чем дело. Темноволосая, как Сибилла, но с такими же, как у Элис, глубокими карими глазами, Сесилия была «белой вороной» в семействе Фокс. Кроткая и ласковая, она была значительно более набожной, чем любая девушка ее возраста. Во всяком случае, так считала Элис. Одевалась она даже проще, чем Элис, хотя была ничуть не менее красива, чем Сибилла. Свои роскошные волосы она прятала под серовато-коричневым коротким покрывалом.
— Извиняйся, Элис, — повторила Сибилла, проигнорировав появление Сесилии, — или тебе придется удалиться в свои комнаты на все оставшееся время праздника.
Сесилия тяжело вздохнула:
— Ох, Элис, что ты опять натворила?
У Элис задрожал подбородок, но усилием воли она сдержала подступившие к глазам слезы и гордо подняла голову. Ее снова унизили, на этот раз собственная сестра, могущественная владелица Фолстоу. Теперь даже глуповатый Клемент Кобб взирал на нее с неприятной жалостью в водянистых голубых глазах. Еще никогда девушка так остро не чувствовала тоску по матери.
— Я не стану извиняться, — тихо сказала она, но потом повторила громче: — Не стану. Клемент, вы славный человек, и мне жаль, если вы почувствовали неловкость, но я не буду извиняться перед самовлюбленной старой каргой, которая оскорбляет других, на людях хвастаясь своим благочестием, а в укромном уголке одаривая поцелуями собственную служанку.
Гости притихли, а и без того бледное лицо Сибиллы стало белее мела. Даже музыканты перестали играть, а слуги — работать.
Леди Этельдред покачнулась и медленно осела на пол, поддерживаемая верной Мэри. Служанка обхватила руками хозяйку и издала истошный вопль:
— Моя милая, дорогая Этельдред!
Воспользовавшись тем, что руки горничной оказались занятыми, обезьянка проворно отскочила в сторону. Клемент недоуменно прошептал:
— Мама… — Потом опустился рядом с ней на колени и спросил: — Ты умерла?
Элис отчетливо услышала нотку надежды в его голосе.
Обезьянка, перебравшись через них, устремилась прямо к своей заступнице, которая подхватила ее и усадила на плечо, словно делала это уже сотню раз.
— Оставь животное здесь, — ледяным голосом проговорила Сибилла, — и отправляйся в свои комнаты. Я приду, как только сумею восстановить хотя бы какое-то подобие порядка.
— Малышку я не отдам, — твердо сообщила Элис.
У нее уже и так накопилось достаточно неприятностей. Почему бы не добавить к длинному перечню прегрешений еще и воровство? Хуже не будет. К тому же Элис была уверена, что Бог дарует ей свое прощение, даже если сестра ее не простит.
Теперь тонкие, совершенной формы ноздри хозяйки Фолстоу раздувались от гнева.
— Уходи. Я скоро приду.
— Пойдем, Элис.
Сесилия взяла ее под руку, предварительно удостоверившись, что обезьяна сидит на другом плече. Ее хватка была не такой твердой, как у Сибиллы. Возможно, просто ногти были короче. Она склонилась к уху младшей сестры и прошептала:
— Пожалуйста, дорогая, ты только усугубишь свое положение, если продолжишь пререкаться с ней. Я и так уже не знаю, на что она может пойти.
Сесилия был права. Элис бросила вызов королеве Сибилле, и та непременно нанесет ответный удар. Старшая сестра считала Элис ребенком и только что не задумываясь унизила ее перед половиной английской знати. Предсказать, какое она придумает наказание для строптивицы, было невозможно.
Элис без труда высвободилась из рук Сесилии.
— Мне надоел этот скучный прием и неинтересные гости, — громко сказала она и повыше подняла голову, борясь со слезами. — Полагаю, я пойду к себе и займусь рукоделием. Желаю всем хорошего вечера!
И Элис быстро пошла через толпу. Обезьянка по-прежнему прижималась к ее плечу. Все поспешно расступались, словно она была проклята.
И Элис подумала, что они, быть может, правы.
Рукоделием в комнате Элис занялась только Сесилия, которая предпочла остаться с младшей сестрой и не возвращаться в зал. К немалому удивлению Элис, святая Сесилия не провела прошедший час на коленях, вознося молитвы о заблудшей душе младшей сестры. Вместо этого она устроилась у очага за столом, на котором горели масляные светильники, и принялась вышивать один из своих бесконечных гобеленов, что, впрочем, не помешало ей прочитать длинную нотацию провинившейся.
— Я знаю, ты считаешь, что у тебя есть основания для подобных поступков, — вздохнув, снова заговорила она, — но никак не могу понять, почему ты не хочешь даже попытаться примириться с Сибиллой, когда это действительно необходимо.
— Я с ней не ссорилась, — упрямо возразила Элис. — Просто Сибилла, как обычно, сунула свой длинный нос куда не просят.
Она и сама чувствовала, что ведет себя как капризный ребенок, которым Сибилла ее считает. Разозлившись, Элис взглянула на свою кровать, где сидела освобожденная питомица леди Бладшир, теперь без юбки, поводка и ошейника, и жевала инжир.
— Это все негодная Этельдред Кобб!
— Ты поставила Сибиллу в неловкое положение своим поведением.
— Я поставила ее в неловкое положение своим поведением?
— Конечно. — Сесилия аккуратно завязала узелок и перекусила нитку. — Сибилла большую часть времени тебя ничем не ограничивает. Не сомневаюсь, она считает, что девушка твоего происхождения и воспитания должна быть выше злобных выпадов даже таких неприятных людей, как леди Бладшир, временами позволяющих себе поступать не так, как хотелось бы.
Элис закатила глаза и отвернулась к окну, хотя уже наступила ночь и она почти ничего не могла разглядеть.
— А я-то думала, ты меня похвалишь за милосердие, проявленное к несчастному созданию, которому не повезло оказаться во власти этой старой ведьмы. — Сесилия бросила на младшую сестру предостерегающий взгляд, но Элис его проигнорировала. — Кстати, и за то, что я защитила себя и нашу семью от ее злословия. Она разве что не назвала нашу маму идиоткой. А Сибилла думает только о внешних приличиях — больше ни о чем. Согласись, в этом есть изрядная доля иронии, потому что она ведет себя как шлюха с любым мужчиной, который переступает наш порог.
