— Я не могу этого сделать, не дело дочери — давать, совет своему отцу. Все, что он делает, правильно.
Ее пальцы сжали в кармане передника четки. Она повернулась, чтобы помешать кочергой поленья в очаге, давая понять тем самым, что ее разговор с Кабошем окончен.
Вспышка гнева блеснула в тусклых глазах Кабоша.
— Завтра вечером, когда мои люди вытащат тебя из постели и нарезвятся с тобой, ты запоешь совсем другую песню. Но не беспокойся, я сделаю это с тобой первым;
Вдруг он отшатнулся. Гоше Легуа схватил его за ворот и собрался выкинуть на улицу. Легуа побелел от ярости, и злость придала ему сил. В этих слабых руках Кабош как-то сник.
— Убирайся отсюда! — закричал Гоше дрожащим от ярости и возмущения голосом. — Убирайся, грязная свинья. И смотри, не попадайся мне рядом с моей дочерью!
— Твоей дочерью, — процедил Кабош. — К тому времени, когда я и мои приятели покончат с ней, ты пожалеешь, что у тебя была дочь, если до того времени не образумишься.
Катрин с ужасом следила, как Гоше в ярости кинулся на Кабоша, Он бы его ударил, если бы не вмешался Кошон. Он встал между мужчинами и развел их своими длинными тощими руками.
— Довольно, — сказал он холодно. — Сейчас не время для таким споров. У Кабоша слишком длинный язык, а Легуа упрям и вспыльчив. Я думаю, нам нужно уйти. Утро вечера мудренее. Я надеюсь, что ты, Гоше Легуа, прислушаешься к голосу разума.
Ландри сидел на угловом камне и слушал Катрин, не перебивая. Ее история давала ему пищу для размышлений. Он восхищался Кабошем, но в равной степени ценил и Гоше. Кроме того, угрозы, высказанные в адрес семьи Легуа, возмущали его…
Сухой, раздирающий, раскалывающий звук и последовавший за ним грохот прервали его мысли. Дворцовые ворота наконец-то распахнулись, и с победными криками толпа, подобно реке, заливающей берега, ринулась в брешь. Ландри и Катрин остались одни на огромной пустой площади. Пустой, если не считать мертвых и раненых да собак, которые нюхали и лизали пропитанную кровью землю. Белое знамя все еще реяло там, куда его воткнул Кабош, — около ворот. Люди растворились в садах дворца. Ландрин схватил испуганную Катрин за руку.
— Пойдем туда, они уже вошли…
Девочка отступила на шаг. Ее глаза, потемневшие от предчувствия чего-то нехорошего, с ужасом взирали на разбитые ворота.
— Мне кажется, что я больше не хочу туда, — сказала она упавшим голосом.
— Не будь дурой. Чего ты боишься? У тебя никогда не будет больше такой возможности, как сейчас. Пойдем!
Ландрин весь горел от возбуждения, полный нетерпеливого желания последовать за толпой и участвовать в грабежах и мародерстве. Неудержимое любопытство парижского мальчишки вместе с врожденным восторгом перед насилием были слишком большим испытанием для него. Катрин поняла, что, если она откажется идти с ним, он может бросить ее здесь, на улице. Она решила следовать за ним.
Улица Святого Антония вовсе не была пустынной. На некотором расстоянии от дворца другая толпа, заполнив пространство между особняком Турнелей, воротами Святого Антония и зубчатой громадой Бастилии, была готова осадить недавно выстроенную крепость, чьи белые стены отвесно поднимались над их головами.
Они узнали, что Пьер Дезэссар, прежний прево Парижа, обвиняемый народом в измене, с пятью сотнями тяжело вооруженных всадников укрылся здесь с намерением сдержать горожан. Разрастающаяся толпа, вооруженная самым разнообразным оружием, решила захватить его, даже если придется разобрать Бастилию камень за камнем. Люди подбегали с другого конца улицы от Гревской площади. Одни шли во дворец, другие бежали на помощь штурмующим крепость.
Распахнулось окно дворца, и из него вылетел сундук, набитый горшками и кастрюлями, и грохнулся с металлическим стуком. Этот эпизод привел Катрин в себя. Любопытство взяло верх над страхом. Держась за руку Ландри, она пробежала через ворота, разбитые створки которых все еще трещали, раскачиваясь на массивных петлях. Ее глаза округлились от волнения при мысли о том, что ей предстоит увидеть.
Великолепные сады, которые открылись сразу же за воротами, были вытоптаны чернью. То, что раньше было правильными клумбами роз и фиалок, окаймленными бордюрами из подстриженного тиса, превратилось в утрамбованную землю, покрытую стеблями растений и раздавленными грязными листьями. Лилии и розы валялись, растоптанные в грязи.
Катрин впервые увидела дворец Сен-Поль, этот город в городе. Он представлял собой множество построек. Здесь были церкви, хлевы для скота, конюшни и небольшие здания, предназначенные для многочисленной прислуги. Вокруг раскинулись сады, виноградники и маленькие рощицы, которые соединяли крытые аркады, галереи, дворы. Там же находились клетки со львами, леопардами, медведями и другими редкими животными, а также вольеры, полные экзотических птиц. Королевская резиденция состояла из трех отдельных зданий: королевского дворца, обращенного к садам вдоль Сены, дворца королевы, выходящего на улицу Сен-Поль, и дворца дофина, более известного как особняк де Гиэнь, смотрящего окнами на улицу Святого Антония.
Именно на это последнее здание толпа и обрушила свой гнев. Дворцовая стража окружила покои короля и королевы, чтобы удержать чернь, но им ничего не грозило. Мысли людей были направлены на другое.
Дворы и лестницы особняка де Гиэнь были забиты людьми. Страшный гвалт, усиленный каменными сводами и огромными размерами помещений, оглушил Катрин. Она даже зажала уши. Трупы дворцовых слуг в лиловых шелковых ливреях валялись на полу. Дорогие стекла в окнах были варварски выбиты, шпалеры лохмотьями свисали с белых каменных стен главной лестницы, а в настенных фресках зияли дыры, пробитые топорами и тяжелыми молотками, которыми на бойне забивают скот. В огромной столовой с накрытым для банкета столом сновали грабители. Они скользили в лужах вина, крови и жирных соусов, сцепляясь, как собаки, в драке из-за сластей и жаркого, спотыкаясь о разбросанное оружие, и металлические тарелки и сосуды, которые были отброшены из-за того, что не были ни золотыми, ни серебряными. Тесно было так, что ни вздохнуть, но легкие на ногу и ловкие Ландри и Катрин без труда поднялись по лестнице. Катрин отделалась лишь расцарапанной щекой и клочком выдранных волос, а Ландри даже удалось схватить со стола несколько марципанов, которыми он поделился со своей маленькой подружкой. Она с благодарностью приняла их, так как совсем уже обессилела от голода.
Пока они жадно поглощали неожиданно перепавшее угощение, толпа вынесла их в спальные покои, откуда слышались злобные вопли и крики. Когда они вошли, Катрин, оглянувшись вокруг, пришла в восторг от великолепия комнаты. Она никогда не видела на стенах таких дивных гобеленов, затканных шелковыми и золотыми нитками. На них были изображены бегающие по лугам белые собаки или сидящие под балдахинам прекрасные, пышно одетые дамы. Дальний конец покоев занимал огромный камин, украшенный изумительной, похожей на кружева резьбой, и необъятная кровать, которая стояла на возвышении и была занавешена пурпурным бархатом с золотой бахромой.
