Мыши! О Всевышний! Как приятно забыть об этой вопящей и смердящей порхающей массе из костей и меха. Он никогда прежде не рассказывал о летучих мышах, которые в бесчисленных количествах висели на деревьях, как гроздья фруктов.
Свет в комнате померк из-за туч, набежавших на солнце. Миссис Уайлд слегка повернулась к Джеймсу, изогнувшись и положив локоть на спинку стула.
Джеймс рассчитывал перевести разговор, превратив его в пустую утонченную болтовню, с минимумом неприятных впечатлений.
Но она продолжила:
— Я очень высокого мнения о путешественниках, хотя бессмысленно подвергать себя таким опасностям, не говоря уже о неудобствах.
Отвечая, Джеймс даже вспылил.
— Вы знаете, что меня раздражает? — Откровения так и полились из него, как будто он находился под влиянием веселящего газа. — Сломанный зуб. Могло ли быть хуже? Я не знал, что делать: потерявшийся, больной, готовый умереть, среди людей, с которыми я едва мог объясниться. Я имею в виду, что лучше уж было потерять ногу, руку или носить повязку на глазу. Но нет! Ни одного шрама! Я здоровее и сильнее, чем в день, когда покинул Англию. Но зуб, который я повредил во время одного из бесчисленных происшествий, когда приходилось мазать лицо черной краской, чтобы не привлекать к себе внимания... — Он фыркнул от отвращения. — И в течение часа все это затвердевало... — Он перевел дыхание.
Боже, будь у него достаточно времени, он рассказал бы миссис Уайлд историю своей жизни.
Его рассказ не походил на разговор, имевший место в обществе королевы. Джеймс не поделился с ней своими душевными муками. Сейчас он немного испугался, услышав свои признания, — однако получил особое удовлетворение. Это было правдой — он изливал душу незнакомой женщине в приемной у дантиста только потому, что та, казалось, была способна выслушать и выразить сочувствие.
Он сжал губы, неуверенный в правильности своего поступка.
Дама улыбнулась и слегка наклонилась к нему. Снова его рука ощутила легкое прикосновение ее руки, но она тут же отодвинулась.
— Не переживайте, — сказала миссис Уайлд, словно прочтя его мысли. — Я не буду вспоминать об этом. Я догадываюсь, что вы смущены оттого, что заговорили со мной так откровенно. Но поверьте, в этом нет ничего плохого, все поправимо.
Она помахала рукой так, словно отмахивалась от огорчений.
— Я сохраню ваши секреты. Это неприлично, не правда ли, выбалтывать то, что один человек доверил другому? Я хочу сказать, что если вы решите, то расскажете все сами.
Джеймс поспешно ответил:
— Да, вы совершенно правы, благодарю вас.
Миссис Уайлд, улыбнувшись, кивнула, затем подняла свою новую серебряную табакерку с гвоздикой.
— Рада, что мне довелось познакомиться с вами, — проговорила она.
Очаровательная миссис Уайлд встала. Джеймс поднял со стула ее пальто и подал ей. Пальто не было громоздким из-за хорошо обработанного, необычайно мягкого редкого меха. На этикетке, пришитой к атласной подкладке, значилось: «Ворс, Париж». Оторочка на манжетах и воротнике великолепно подходила к маленькой шляпке. Вуаль на ней, усыпанная мельчайшей крошкой черного янтаря, была откинута назад, по-видимому, для того, чтобы миссис Уайлд было удобнее вытирать слезы. Вуаль сверкала и переливалась блестками.
Джеймс уставился на эти блестки, пока его руки ласкали роскошный гладкий мех. Надев пальто, дама плотно запахнула воротник. Повинуясь внезапной прихоти, Джеймс неожиданно сказал:
— Сегодня вечером мне придется идти на прием — в мою честь, естественно. Я буду польщен, если вы согласитесь сопровождать меня.
Она пристально посмотрела на него, вздернув бровь. Ее нежная улыбка стала игривой — наполовину смущенной, наполовину скептической. Миссис Уайлд ответила:
— Вы очень милый молодой человек.
Она отчетливо выделила слово «молодой».
— И любезный, — сухо добавила она.
Все правильно, он перешел границы дозволенного. Его предложение было слишком фамильярным. Так, словно он подцепил ее на улице. Возвратившись в Англию, Джеймс обнаружил, что находится не в ладах со светскими условностями. Те же правила, которым он неукоснительно следовал еще четыре года назад, теперь стали стеснять его, представляясь глупыми и деспотичными. Почему? Почему он не может пригласить очаровательную женщину на прием, чтобы сделать и себе, и ей приятное?
Она сказала:
— Следует пригласить красивую молодую женщину — составить вам компанию.
Миссис Уайлд неторопливо опустила вуаль на лицо. Ее глаза таинственно блеснули. На какое-то мгновение Джеймсу показалось, что в ее взгляде промелькнула печаль, но затем все исчезло.
— Благодарю вас, — сказала она.
Насколько Джеймс мог судить, если только он вообще мог судить о чем-либо трезво, она очень быстро взяла себя в руки.
— Пожалуйста, передайте мистеру Лимпету, что я решила пока потерпеть свой ужасный зуб. — Она рассмеялась. — Я так к нему привязана, что не готова с ним расстаться. Может быть, завтра, может быть — никогда. Еще раз благодарю вас, мистер Стокер.
И прелестная миссис Уайлд исчезла.
Одной из наиболее ранних версий «Спящей красавицы», возможно, является легенда о валькирии Брунгильде. Представляет интерес тот факт, что в сказке принцесса спит в воинских доспехах на пустынном острове, окруженная стеной огня.
Из предисловия к переводу «Спящей красавицы», Лондон, 1877 год.
Лондон
29 марта 1876 года
«Милейший Дэвид! Я так рада, что ты наконец вселился. Дом скорее всего прекрасный (хотя пчелы немного настораживают). Не могу дождаться, когда увижу твое творение. Я проверю расписание поездов и буду у тебя до конца недели. Да, конечно, я получила известие от лондонского издателя. Сегодня с дневной почтой пришло письмо. Ему понравились рисунки, сделанные мною для парижского издания, но он хочет, чтобы я представила новые. Они должны быть более «английскими». Ха-ха-ха! Ты спросишь: почему бы ему тогда не нанять английского иллюстратора? Я знаю ответ — переводчику, какой-то английской титулованной особе, мои рисунки понравились больше. Особенно приглянулись мои причудливые завитушки и шутливые вещички. Во всяком случае, «Спящая красавица» Перро выйдет в «Пиз-пресс» здесь, в Лондоне, и ни кто иной, как я буду делать иллюстрации. Я очень счастлива. Мистер Пиз рассказал, что это должна быть восхитительная книга, с золоченым обрезом и цветными иллюстрациями-вклейками, следовательно, он хочет получить дюжину набросков к концу лета, чтобы выбрать, какие из них войдут в издание. Будет много работы. Еще раз благодарю тебя, мне лучше, намного лучше. Не нужно было плакаться тебе в последнем письме. Вышеупомянутое событие значительно улучшило мое настроение, но есть и другая причина. Не смейся. У меня все еще проблемы с зубом. Сегодня у дантиста красивейший молодой джентльмен научил меня, как облегчить боль с помощью гвоздичных бутонов. Поэтому теперь я намереваюсь унимать боль с помощью его средства до тех пор, пока либо боль не пройдет, либо зуб не выпадет. Этот джентльмен недавно вернулся из Африки. Сэр Джеймс Стокер, по-моему. Слышал ли ты о нем? Он вел себя так, словно я должна была о нем знать. (Я сейчас подумала о том, что мистер Пиз подразумевает, требуя, чтобы мои рисунки были более английскими. Хочет ли он, чтобы они стали более серыми? Сырыми? Или неприветливыми? Как ты думаешь? Не отвечай.) Ты прав, конечно: я плохо знаю Лондон, отчасти потому, что слишком занята собой. Чтобы доказать, что я прислушалась к твоему совету, сегодня вечером я собираюсь ужинать с тремя самыми богатыми моими друзьями. Я проведу весь вечер, внимая разглагольствованиям о таких вещах, как дивиденды, выгодные ставки и доступное поручительство. Ничего похожего на болтовню с моим доблестным героем в приемной у дантиста. Он был так импульсивен и молод. Он заставил меня смеяться над его нахальными, завлекающими манерами. Но это было очень лестно для моего самолюбия. Все же стоит быть осторожнее и не откровенничать с незнакомцами только потому, что те тешат ваше тщеславие! И представь, как бы я могла дискредитировать рыцаря ее величества королевы Виктории. В конце концов я была резка с ним для его же собственного блага. Я достаточно стара и мудра, чтобы знать, как заставить мужчину отказаться от неблагоразумного ухаживания. Теперь следует разобраться с тобой, мой дорогой. Я думаю, не следует называть меня maman и использовать подобное обращение ко мне в письмах. Пожалуйста, перестань. Нет, люди не станут расценивать это как «нечто естественное». Людям нет никакого дела до того, что ты наследник Хораса Уайлда, а я — его вдова и ты любишь и ценишь мою материнскую поддержку, выказывая свое уважение перед всем миром. Опомнись, ты в Англии! Если кто-нибудь дознается о твоей поверенной «maman», тень моего прошлого может затуманить твое будущее. Нет, я говорю решительное «нет». Не желаю больше ничего слышать по этому поводу. О Англия! Старая глупая корова — вот она кто. Я теряю надежду обзавестись здесь друзьями. Я завидую тебе! Как легко ты влез в английскую шкуру! Я смеялась, наблюдая, как ты вновь стал британцем за две недели. (Ах да, ты можешь пригласить меня в свою «дыру-чайную» на взбитые сливки. Звучит ужасно.) Прошлой ночью я мечтала об Италии. О прекрасном времени в прелестном домике у моря. Как счастливы мы были! Не значит, что мы несчастны теперь, нет, конечно. Мы самые счастливые — я скоро увижу тебя. Я восхищаюсь твоей восторженностью, я наслаждаюсь твоей привязанностью и уважением, которое ты выказываешь мне постоянно. Тысяча поцелуев, Коко».
