— «Марселя»? — не понял Джимми.
— Это случилось, когда мы уезжали из Италии в конце апреля. Мы гостили там у нашей тети. Она услышала от кого-то, что Италия может ввязаться в войну, и решила отослать нас домой. Мы отправились на машине во Францию, но немного опоздали с отъездом, и на дорогах уже было столпотворение.
Наконец, мы добрались до Марселя, ужасно устали и проголодались после этого путешествия. Я хотел спуститься в док и посмотреть, как попасть на корабль, а моя тетя и Пеке хотели пойти вначале в отель, чтобы помыться и немного поесть. Ну, и мы никак не могли прийти к соглашению.
Мы остановили машину, и тут Пеке увидела подкову, которая лежала в направлении к доку. Мы подобрали ее, сразу поехали по этой дороге и попали на последнее судно, которое там осталось, — баржу углем. Люди, которые прибыли на причал после нас, остались на берегу.
— Видели бы вы их, когда они вернулись домой, — перебила Лорна. — Они были абсолютно черные. Неделя потребовалась на то, чтобы отскрести их до нормального цвета.
— Это, должно быть, было ужасное путешествие, — сказал Джимми. — Я немного слышал об этой барже.
— Это было необыкновенно, — ответила Пеке. — Мы наслаждались каждой минутой, хотя были ужасно голодны. Матросы держались совершенно изумительно по отношению к нам. Но там — можете поверить? — была одна пожилая парочка, которая пришла на борт с огромной корзиной продуктов, и они ни разу не поделились ни с кем хотя бы кусочком. Как мы их ненавидели!
— Я, наверное, столкнул бы их корзину за борт, — сказал Джимми сочувственно.
— Мы бы так и сделали, если бы они отошли, но они не оставляли ее ни на секунду! Они даже брали ее с собой на верхнюю палубу, когда нас созывали по корабельному радио.
— Тогда давайте надеяться, что они потеряют продуктовые карточки в самом начале месяца.
— Такие люди никогда не страдают.
— Я не стал бы рассуждать так категорично, — мягко сказал викарий. — Ведь большинство плохих поступков люди совершают по неведению, а это лучше, чем иметь заведомо злой умысел.
Лорна встала, чтобы взять у отца пустую чашку, и поцеловала его в лоб.
— Ты всегда находишь во всех хорошее, — сказала она. — Ты идеалист, папа, а я прихожу к заключению, что идеалисты — счастливейшие люди в мире. Они всегда находят совершенство в чем угодно.
— Кстати, о совершенстве, — деловито осведомился Питер, — что вы думаете о новом бомбардировщике Стерлинга, Джимми? Вы уже летали на таком?
Лорна застонала.
— Он опять за свое! — сказала она отцу. — Это судьба — познакомиться с летчиком не выходя из дома.
— Господи! Это правильные часы? — воскликнул викарий, когда часы на каминной полке прозвонили полпервого. — Я должен идти. Боюсь, я немного опоздаю к ужину, моя дорогая, вы не ждите меня.
— Мы будем ждать, а ты постарайся прийти время, папа. У тебя в восемь часов собрание; перед тем как туда идти, ты должен нормально поесть.
— Я постараюсь, постараюсь, обещаю тебе, — встал викарий, — но у меня еще очень много дел. До свидания, командир эскадрильи, я надеюсь, мы увидим вас снова.
— Спасибо, сэр. Вы непременно будете видеть меня здесь очень часто, если вы не против моих визитов.
— Конечно нет, вы доставите нам удовольствие. Приходите в любое время, когда захотите. — Викарий пошел к дверям и затем повернулся: — Да, кстати, Лорна, я кое-что забыл. Я видел Майкла сегодня утром: он спросил, может ли он прийти к нам вечером на ужин. Он идет со мной на собрание и зайдет по пути; кажется, у него операция в госпитале.
— О, ради бога! Хорошо, что ты хотя бы не забыл меня предупредить. У меня не хватит на всех картофельной запеканки с мясом. — Лорна приложила руку ко лбу и постояла в задумчивости. — Я думаю, нужно еще добавить яиц; женщины могут поесть яйца-пашот.
— Не надо так беспокоиться, — сказал Джимми, — а кто такой Майкл?
— Майкл Дэйвенпорт, — ответила Пеке, прежде чем Лорна успела открыть рот. — Он наш доктор и молодой человек Лорны.
— Вот так? — В голосе Джимми прозвучало крайнее недовольство этой информацией.
— Вздор, Пеке! Не обращайте на нее внимания. Майкл очень давний друг нашей семьи; я знаю его много лет. Дети дразнят меня, вот и все. — Лорна посмотрела на часы. — Уже поздно, — сказала она. — Я не хочу торопить вас, но боюсь, что вам пора возвращаться в усадьбу, а у меня здесь еще куча работы.
— Почему… Лорна!
Близнецы смотрели на нее изумленно.
— Боюсь, что это приказ готовиться к маршу, — сказал Джимми, вставая. — Все, что мне остается сделать, — это откланяться.
— Мне очень жаль, — сказала Лорна. — Я совсем не хотела вас обидеть, но у меня очень много дел. Пожалуйста, поймите меня.
— Я понимаю. — Голос Джимми звучал ласково. — И я прощу вас, если вы проводите меня до сада. Я хочу попросить вас об одолжении.
Лорна посмотрела на него в нерешительности:
— А вы не можете высказать свою просьбу здесь?
Он покачал головой.
Лорна решила выйти во двор, потому что не хотела протестовать при детях.
— Ну, — сказала она, когда они вышли из дома, — что это за важное дело?
— Что вы делаете сегодня вечером? После обеда?
— Ничего особенного. А что?
— Тогда давайте встретимся. Я приду сюда, и мы сможем поговорить.
— Конечно нет!
Лорна говорила почти вызывающе.
— Почему нет? — настаивал Джимми низким бархатным голосом. — Чего вы боитесь?
— Я не боюсь, не знаю, что вы себе вообразили. Только… я не вижу смысла в таких вещах.
— В таких вещах много смысла, и вы боитесь.
— Ничего подобного! — настаивала Лорна, и старалась не встречаться с ним глазами, зная, что он говорит правду. — Я должна идти, — поспешно сказала она. — До свидания.
Она попыталась уйти, но он поймал ее за руку.
— Приходите вечером, — сказал он. — Я буду ждать в течение часа, с девяти часов.
— Вы ведете себя нелепо, — сказала Лорна, пытаясь освободиться.
— Я попытаюсь убедить вас, что это не так. До свидания, Лорна. До девяти.
Он поднес ее руку к губам, но она стремительно отдернула ее.
— Вы зря потратите время, — сказала она. — Я не приду.
— Расскажи мне о нем все!
Бет ворвалась в комнату, где Лорна переодевалась. Она швырнула шляпу и пальто на кровать, уселась на подлокотник кресла и от возбуждения начала болтать ногами в запыленных туфлях.
— О ком тебе рассказать? — спросила Лорна.
Она вешала на место черное вечернее платье, не обращая внимания на шумное вторжение младшей сестры.
