— Боюсь, его не так легко проткнуть, леди Элизабет, — заметил принц с улыбкой. — Хотя руки у меня длиннее, Грейстил куда сильнее меня в обороне. Думаю, что секрет — в ширине его плеч.
— Грейстил?.. Какое нелепое имя! Вы не находите, господа? — с вызовом проговорила девочка.
Роберту ужасно захотелось влепить ей пощечину.
— Более грубой леди, чем вы, мне еще не приходилось видеть, — проворчал молодой человек.
Генри Кавендиш утвердительно закивал:
— Да, верно, у нее ужасные манеры. Я же вам говорил…
— Поздно сказал, — буркнул Роберт.
— Вас зовут Грейстил, потому что у вас серые глаза и вы предпочитаете ездить на серой лошади? — осведомилась девочка.
— Нет, Элизабет. Дело в том…
— Я больше не Элизабет! — перебила девочка. Взглянув на роскошную розу с темно-алыми лепестками, словно вырезанными из бархата, она заявила: — Отныне я буду зваться Велвет!
— Велвет?.. — Роберт Монтгомери громко расхохотался! — Впервые слышу такое имя.
Зеленые глаза девочки превратились в две узкие щелки. Сжав кулаки, она сквозь зубы процедила:
— Если все зовут вас Грейстил, то почему я не могу именоваться Велвет?
— Она испорченное и совершенно невыносимое создание, — заметил Монтгомери, покосившись на стоявших рядом молодых людей. — Мне представляется, что следовало бы отшлепать ее основательно.
Принц Чарлз снисходительно улыбнулся:
— А вот мне кажется, что она очаровательна. Не только красива, но еще имеет смелость говорить то, что думает. Лет через десять она станет совершенно восхитительной молодой женщиной и разобьет немало сердец. — Принц сорвал розу и с галантным поклоном преподнес девочке. — Мне кажется, что Велвет — прекрасное имя. И очень вам идет, мистрис.
Роберт посмотрел на Чарлза так, как если бы перед ним стоял сумасшедший или мечтатель.
— Ей так долго потакали, что испортили вконец. Она никогда не исправится.
Чарлз снова улыбнулся:
— Вы тоже выражаете свое мнение откровенно. Мне это нравится. Больше всего на свете ненавижу лгунов и льстецов.
Неожиданно прогремел выстрел. Молодые люди сразу же потеряли интерес к рыжей девочке и, повернувшись к ней спиной, направились к группе солдат, практиковавшихся в стрельбе по мишени из выданного им нового огнестрельного оружия. Чарлз и Грейстил с завистью смотрели, как стрелки заряжали пистолеты, целились и нажимали на спуск. Независимо друг от друга они решили, что к концу дня обязательно обзаведутся своими собственными пистолетами.
На следующее утро Уильям Кавендиш, граф Ньюкасл, отправился на верховую прогулку с принцем Чарлзом. Разговаривали они без свидетелей.
— Король хочет, чтобы я возглавил армию на севере, — говорил граф.
— Которую вам, без сомнения, предстоит снабжать за свой собственный счет, милорд, — заметил Чарлз.
— Да, разумеется, — кивнул Уильям. Немного помолчав, он продолжил: — Парламентарии потребовали, чтобы все находящееся в замке оружие было перевезено в лондонский Тауэр. Его величество, естественно, отказался. Так что мне первым делом придется принять все необходимые меры для сохранности этого арсенала.
— Я хочу поехать с вами, милорд, — заявил Чарлз.
— Никак невозможно, ваше высочество. Мне очень жаль, но свои обязанности наставника мне придется передать лорду Джермину, графу Сент-Олбансу.
— Я выше ростом, чем многие рекруты, да и силой меня Бог не обидел, — запротестовал принц. — И еще…
Граф Ньюкасл решительно вскинул руку, призывая молодого человека дослушать его до конца.
— Милорд, нам отчаянно не хватает людей, денег и оружия. Так что вас ждет другая миссия. Вам предстоит проехаться по Раднорширу, Северному Уэльсу и Чеширу. Ваша популярность, несомненно, будет способствовать привлечению в наши ряды новых рекрутов, толпы которых потянутся к вам. Поймите, каждый из нас должен находиться там, где его присутствие принесет максимальную пользу.
— А вы, граф, хороший дипломат, — заметил принц с улыбкой. — После ваших разъяснений я просто обязан принять ваше предложение с благодарностью… Но черт возьми, если бы вы знали, как мне хочется принять участие в настоящем сражении!
— Мой кузен Чарлз Кавендиш назначен командующим в Ноттингеме и Линкольншире. Для усиления к нему перевели также и кавалерию принца Руперта, — продолжал граф, сделав вид, что не расслышал последних слов принца.
— Что ж, мне остается только поблагодарить вас обоих, — сказал принц. — Вы воистину преданные и самоотверженные люди.
На следующий день принц Чарлз, его брат Джеймс и братья Вильерсы в сопровождении лорда Джермина выехали в Раглан. Роберт Монтгомери же отправлялся в Уэрксоп, где его отцу предстояло собрать свою собственную армию. Молодые люди, успевшие подружиться, перед отъездом встретились в замковом дворе, чтобы попрощаться.
— Будь здоров, Грейстил, — говорил принц. — Надеюсь, мы скоро снова встретимся.
— До свидания, Чарлз. Не сомневаюсь, что наши армии вскоре вернутся с победой. — Они обменялись улыбками, после чего Грейстил, понизив голос, добавил: — Надеюсь, однако, что война закончится не слишком быстро, и мы успеем побывать в сражении.
— Я тоже постоянно думаю об этом, — сказал Чарлз. — И я тоже очень на это надеюсь.
Стоя высоко над ними у окна замковой башни, Велвет наблюдала, как ее суженый прощался с принцем Чарлзом. Мысль о надвигающейся войне несказанно пугала ее, хотя она никому об этом не говорила. Чтобы избавиться от страха, девочка вскинула подбородок и громко прокричала:
— Это несправедливо! Я тоже хочу на войну! Ну почему я не родилась мальчиком?!
Нортумберленд
Осень 1657 года
Капитан Роберт Грейстил Монтгомери встревожился в тот самый момент, когда пробудился. Война развила и обострила все его чувства, и сейчас он, еще не открыв глаз, уже знал, где находится его отряд и откуда ему и его людям может грозить опасность. Грейстил железной рукой насаждал в своем отряде дисциплину, требовал от солдат беспрекословного повиновения и промахов никому не прощал. На его смуглом лице, казалось, навсегда утвердилось непреклонное выражение, а взгляд серых глаз словно прожигал насквозь нерадивого воина, позволившего себе дать слабину. Те, кто сражался под его командой, считали, что прозвание Грейстил[1] он получил из-за того, что у него стальные нервы и сердце.
Роберт вступил в армию в пятнадцать и доблестно сражался в полку своего отца. А в двадцать лет он заслужил звание капитана. Война закалила его и сделала жестким, если не сказать жестоким, — уж слишком много он видел смертей, крови и насилия в свои двадцать шесть лет. Роберт участвовал во множестве сражений и знал сладость побед и горечь поражений, самыми тяжкими из которых были разгромы роялистов под Данбаром и Вустером.
