Благодарно кивнув, Эмрис отъехал от королевской ложи и двинулся вдоль французской стороны трибун. Публика все еще шумела, приветствуя победителя, дамы вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть знаменитость, а он скользил взглядом по рядам, пытаясь отыскать запомнившееся ему девичье лицо.
Ага! Наконец-то! Вот и она! На том же самом месте.
Элизабет внимательно рассматривала победителя турнира. В статном рыцаре чувствовалась сила и грация. Ну что же, она увидела вполне достаточно. Пора уходить. Образ светловолосого воина на могучем коне, смотрящего прямо на нее, – этот вдохновляющий образ четко запечатлелся у нее в памяти.
Эмрис был просто заворожен взглядом этих черных загадочных глаз. Девушка так пристально разглядывала его доспехи, фигуру, лицо. Неужели… она его желает? Ну так что ж, он пригласит ее! И сегодня же!
Вытащив шпагу, Эмрис надел кольцо короля Генриха на острие клинка и поверх ограждения протянул в сторону незнакомки.
Элизабет непроизвольно вытянула руку вперед, и кольцо упало ей на раскрытую ладонь.
Затихшая на мгновение толпа, с интересом наблюдавшая за происходящим, взорвалась многоголосьем – присутствующие на все лады судачили о происшедшем.
Ум – быстр, тело – медлительно. Рука художницы не поспевала за стремительным хороводом образов.
Элизабет обмакнула кисть в краску и вновь повернулась к холсту.
– Как ты это назовешь?
– Восьмое чудо света! – пробормотала Элизабет, чуть отступая от картины, чтобы еще раз взглянуть на свое последнее творение.
Все-таки ей удалось уловить и передать царящую на турнире атмосферу праздничного возбуждения. Вдали – широко раскинувшиеся холмы окрестностей Кале. На среднем плане – королевская свита. Величавая пышность убранства, роскошь нарядов придворных, пестрые ливреи суетящихся слуг. И, наконец, крупным планом, триумф рыцаря-победителя, героя турнира. Да, на сегодняшний день это ее лучшая работа.
Мэри поудобнее устроилась на диване, подложив под голову расшитую подушку.
– Можно, я взгляну на кольцо?
Элизабет удивленно обернулась и внимательно посмотрела на сводную сестру. Только злополучного кольца и не хватало в придачу ко всем ее бедам и напастям. Мало того, что Мэри больна, и не чем-нибудь, а пресловутой «дурной болезнью», она последнюю неделю маялась непрекращающимися приступами тошноты. В результате ее сестра, еще недавно цветущая и пышущая здоровьем, напоминала сейчас бледную тень. Элизабет, жалея ее, старалась держать рот на замке. В конце концов, зачем мучить Мэри пустыми разговорами, когда она в свои семнадцать лет уже натерпелась больше, чем иные за всю жизнь. Элизабет подозревала, что насчет кольца проболталась младшая сестренка. Тринадцатилетняя Анни была и глазами, и ушами Мэри с тех пор, как та заболела.
– Куда ты спрятала кольцо?
– У меня его нет.
– Господи, боже, да перестань ты меня жалеть! – Мэри отвернулась и продолжала свою речь, обращаясь не то к самой себе, не то к сестре: – Да, он отнял мою невинность. Да, он спал со мной. Он использовал меня. Но почему ты прячешь от меня его кольцо?
– Ты спала с шотландцем?
– Не смеши меня, Элизабет! Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю.
Это действительно не составляло секрета. Всем было известно, что последние месяцы Мэри была любовницей английского короля Генриха VIII. Началось все после того, как отец четыре месяца назад выписал Мэри и Анну ко двору. Как потом поняла Элизабет со слов сестры, сэр Томас Болейн не только прямо поощрял Мэри отвечать на любовные авансы молодого короля, но дошел даже до того, что сам устраивал их интимные встречи в укромных уголках, удаленных от взглядов придворных и… королевы. Королю уже давно наскучила женщина, которая не могла принести ему наследника.
Десять лет назад, после смерти жены, сэр Томас Болейн отослал Мэри и Анну во Францию, туда, где уже находилась Элизабет, его внебрачная дочь. Там, при дворе королевы Изабеллы, девочки жили и росли вместе и за прошедшие годы сильно привязались друг к другу. И хотя Элизабет в момент первой их встречи было всего десять лет, она сразу взяла на себя роль старшей наставницы и защитницы своих новообретенных сводных сестричек.
Это было счастьем – обрести родных. До их приезда Элизабет страдала от одиночества. Единственное, что у нее было, – это ее дар. Божий дар. Талант видеть красоту окружающего, несмотря ни на что, несмотря даже на мрак ночи.
У нее и сейчас иногда ярко вставала перед глазами та ночь – ночь маминой смерти. Маленькая девочка, сидящая у потухшего очага. В глазах – ни слезинки, в решительно сжатых кулачках – еще теплый пепел из очага и обугленная деревяшка. Она рисует. Рисует, рисует дорогие ей черты. Встает, подходит к безжизненному телу и трогает рукой алебастровое лицо матери, чья красота сильнее смерти. На щеке покойной остается пепельный след.
Если бы пепел мог ее согреть!
Все последующие годы Элизабет рисовала беспрерывно: на тротуарах, на стенах, на деревянных досках – на чем и чем придется, восполняя образовавшуюся в жизни пустоту полетом творческой фантазии.
Прошло несколько лет, и повзрослевшую Элизабет, никогда не доставлявшую никаких хлопот опекунам, стали отпускать одну на прогулки. Она с радостью воспользовалась предоставленной ей свободой и стала проводить долгие часы в мастерских художников и скульпторов, работавших при дворе королевы Изабеллы. Взрослые не обращали внимания на маленькую девочку с сияющими глазами. Она же, сидя тихо как мышка в уголке, ловила каждое их слово, каждое движение. Иногда через подмастерьев ей перепадали кусочки холста или драгоценной краски, которой не пожалел для нее кто-то из мастеров. Она внимательно наблюдала, как изготовляются кисти, как смешиваются краски, стараясь вникнуть во все тонкости художественного ремесла. Тогда же она начала писать маслом.
Уроки, что получила Элизабет в мастерских, не пропали даром. Она нашла себе тайный приют и хранилище для своих картин в одном из темных закоулков мрачной замковой башни. Сюда никто не заглядывал – другие дети, жившие, как и она, при дворе, боялись этих мест. Несмотря на окружавшие ее темные и сырые стены, сама Элизабет словно излучала радость. Яркие краски ее картин, живые и реалистичные детали – все дышало теплом и светом и вызывало улыбку у тех немногих, кто был посвящен в ее секрет.
А потом появились сестрички.
Время шло, и настал момент, когда темноволосые красавицы, дочери Болейна, стали привлекать внимание как своих, так и заезжих ухажеров из числа придворных и рыцарей. Из них троих Мэри более всех была склонна подпасть под обаяние светской жизни. Ей льстило внимание и ухаживания придворных повес. Однако, пока она находилась под бдительной опекой Элизабет, эти ее наклонности не были чреваты неприятностями.
