Потом индеец подтолкнул Диану к конюшне с покатой крышей. Возле открытой двери он снова остановился. По-прежнему зажимая ей рот, он прижал ее спиной к своему высокому худощавому телу.
Свободная рука индейца скользнула к талии девушки. Диана почувствовала, как его длинные пальцы уверенно взялись за узкий пурпурный поясок, и застыла от ужаса. Пояс соскользнул. Она взвизгнула — но лишь едва слышный звук прорвался сквозь его бронзовую ладонь. Индеец оторвал короткий пышный рукав платья. Легкая ткань чуть слышно треснула.
Да эта бессердечная тварь хочет изнасиловать ее! Он намерен сорвать одежду с ее сопротивляющегося тела, а потом взять ее прямо здесь, где они стоят, в лунном свете… Боже, да что же это за скотина?!.. Почему здесь? Почему сейчас?..
Диана яростно извивалась, глаза наполнились ужасом. Отчаянно дрожа, она скрестила руки на груди, страшась, что теперь дикарь разорвет на ней лиф.
Но в следующее мгновение она уже шипела и отплевывалась, потому что невозмутимый краснокожий холодно и бесстрастно раздвинул пальцы, зажимавшие ее губы, и запихнул оторванный рукав ей в рот, а потом обвязал его пурпурным пояском. Он переждал мгновение-другое, и Диана поняла: он хочет убедиться, что кляп достаточно надежен. Диана снова попыталась вырваться, закричать… но лишь слабый стон прорвался сквозь мягкую ткань.
Удовлетворенный, индеец принялся за осуществление своего плана. Он шагнул из освещенного луной пространства в темноту сарая, таща Диану за собой сильной рукой, сжавшей оба запястья девушки. Внутри он остановился, и Диана предположила, что он так же не видит в темноте, как и она. А она уж точно не различала совершенно ничего. Но зато явственно ощущала сильный конский запах.
Диана заподозрила, что неразумный дикарь хочет украсть лошадей. Ей хотелось засмеяться над его глупостью. Она знала, что в ту же секунду, как лошади в стойлах почуют запах постороннего человека, они поднимут такой шум, что ранчеро тут же выскочит из дома, и, как надеялась Диана, с заряженным ружьем в руках.
Она принялась считать в уме, уверенная, что не доберется и до пяти, как их услышат, но она дошла уже до десяти, а в конюшне не раздалось ни звука, если не считать мягкого дыхания животных. Диану охватило горькое разочарование. А индеец, ведя ее за собой, осторожно пошел в темноте…
Диана знала все, что только можно знать о лошадях, и потому совершенно не могла понять, как индеец сразу сумел найти и успокоить огромного нервного жеребца. Но именно это и произошло. Обхватив Диану рукой, краснокожий прижал ее к себе возмутительно, интимным образом и долго стоял, терпеливо и успокаивающе гладя лошадь, которую Диана и рассмотреть-то не могла.
Еще через несколько минут индеец уже сумел отыскать все, что было ему нужно. Длинной, мягкой полоской кожи он связал руки Дианы. Затем снял с колышка на стене уздечку, со стойки — седло и оседлал жеребца, не проявившего при этом никакого волнения. Он прихватил пару попон и приторочил их к задней луке седла; отыскал большой охотничий нож в кожаных ножнах и засунул его за свою набедренную повязку; взял еще пару ковбойских кожаных штанов, отделанные серебром стремена, потрепанный стетсон и флягу.
Все это время он таскал Диану следом за собой, дергая за кожаную ленту, обхватывавшую запястья девушки. Когда Диана почувствовала вдруг на талии его сильную руку, она поняла, что индеец готов уйти. И в ту же секунду он поднял ее и посадил в седло, мгновенно вскочив следом. Не в состоянии держаться хоть за что-нибудь, она была просто вынуждена прислониться к его крепкой груди. Так она и сделала, искренне ожидая, что неразумный дикарь сразу пустит коня в галоп.
И вот, повинуясь невидимой и беззвучной команде, мощный конь шагнул с места, но не помчался ни галопом, ни даже легкой рысью. Он медленно, чуть пританцовывая, вышел из конюшни. Тогда краснокожий чуть шевельнул поводьями, и отзывчивое животное пустилось по широкому полукругу, унося седоков от ранчо и направляясь в горы.
Приготовясь к тому, что лошадь вот-вот помчится во всю прыть, Диана крепче прижалась к индейцу, прислонилась головой к его плечу и, уставившись в широкую расшитую бусами ленту, охватывающую его горло, ждала. Но ей снова пришлось испытать разочарование.
Этот непредсказуемый молчаливый дикарь никогда не делал того, что она ожидала. И теперь, несмотря на то что ранчо давно скрылось из виду, он и не думал подгонять коня и тот шел неторопливо, словно вез на прогулку при луне влюбленную пару!
Ненависть к краснокожему разгорелась еще сильнее, когда великолепный конь медленно, чуть гарцуя, пересекал широкий, слегка холмистый луг, лежащий у подножия суровых гор.
Диана всегда гордилась своей опасной способностью с легкостью читать все, что происходит в мужском уме. Ее очень трудно было удивить или озадачить. Большинство мужчин, как она рано поняла, представляли собой всего лишь бесхитростных больших мальчишек. Ей не приходилось встречать мужчин, в которых она не могла бы разобраться. До сих пор не приходилось.
Впрочем, она забыла о главном: ее захватчик не был, по сути, мужчиной. Это было огромное, опасное животное, предпочитавшее дикое существование, это был настоящий неандерталец с первобытными инстинктами. И вряд ли она могла ожидать, что сумеет разобраться в мыслях животного.
Гадая, сообразит ли невежественный абориген вытащить наконец кляп из ее рта, Диана застыла от изумления, когда индеец, словно это он прочел ее мысли, поднял правую руку. Широкий серебряный браслет на его запястье блеснул в лунном свете. Краснокожий развязал тугой узел, которым был стянут пояс Дианы у нее на затылке. Почувствовав его пальцы на своих губах, Диана разозлилась. Однако она невольно испытала признательность, когда он вынул из ее рта влажный, удушающий комок ткани.
Диана откашлялась, глубоко дыша. Индеец, сидя за ее спиной, внимательно смотрел на нее сквозь полуопущенные тяжелые веки. Ощутив его пристальный взгляд, Диана подняла связанные руки прямо к его лицу, показывая глазами, что хочет, чтобы он снял кожаные путы.
Но дикарь не подумал повиноваться. Он даже не потрудился кивнуть или отрицательно покачать головой, хоть как-то давая понять, что понял ее просьбу. И тогда Диана принялась кричать самым нелепым, глупым образом — как это делают люди, пытающиеся что-то объяснить глухому.
— Мои руки! — Она ткнула связанными руками в подбородок дикаря. — Развяжи мне руки! Пожалуйста!
Краснокожий просунул палец под кожаную ленту, стягивающую запястья Дианы, и рывком заставил девушку опустить руки на колени.
— Нет! — визжала она. — Развяжи их! Я хочу, чтобы ты меня развязал!
